Рукотворный рай

–Это братик, он со мной, мамка приказала, – Катя облизнула высохшие обветренные губы, небрежно толкнув Егорку в плечо, – он маленький, не разболтает он.

–А, ну пусть так, я сейчас приду, жди, – дверь вновь скрипнула и закрылась. Дети остались стоять на пороге. Егорка продолжал мерзнуть, ночь только начиналась. Через некоторое время спустя, баба вышла через черный вход со двора, неся в руках два больших мешка, в которые, как видно было из-за кусочков белого вещества, уже ни один раз, воровала соль со станции.

–Пошли, это тебе, – она злобно взглянула на мальчика, протянув Кате мешок, – этот будет шуметь? – спросила она шепотом.

–Он тихий, дурачок, – ответила Катя.

–А вдруг сболтнет чего? – подозрительная баба осмотрела мальчика.

–Вряд ли, – Катя поморщилась, тогда я его отлуплю.

Ночь оказалась холодной, Катя сама начала испытывать озноб, а Егорка, тихо плача, сильно сжался, только тетка себя комфортно чувствовала, одев теплую дырявую рабочую фуфайку.

К четырем часа утра они вышли к станции, свернули с дороги и обогнули покосившийся деревянный забор, обмотанный колючей проволокой, оказались на железнодорожном полотне. Егорка испуганно сглотнул комок, ему было не по себе, он понимал, что они идут заниматься плохими делами и ему было страшно.

Вдали стояли составы, тетка осмотрелась, вокруг никого не было, охранник спал, недавно совершив обход. Собаки либо передохли, когда их стало нечем кормить, либо убежали в лес, находившийся совсем рядом. Кого они съели за это время, или кто съел их неизвестно, люди бывало пропадали, но тетка слышала о появлении волков, хотя это были всего лишь слухи и мало кто им верил. Для волков нужно мясо, а не тощие крестьяне, как она считала, позабыв о мослах, приправленных кожей .

–Пришли, пусть вшивый останется здесь, – шепнула она на ухо Кате, та кивнула, и приказала мальчику спрятаться за забором и сидеть в кустах, пока они не вернутся.

Опытная тетка быстро определила состав с солью, сорвала пломбу, и отодвинула створку. На ощупь поднялась, принялась забивать мешки, подавая их вниз Кате, которая с трудом их отволокла к забору, где сидел замерзший сонный Егорка. Мальчик пробовал заснуть, но ноги его были холодными, ему это нестерпимо мешало ему, отвлекало и мучило, он хотел жаловаться, но боялся.

–Эй, дурень, ты тут? – воскликнула тихо Катя.

Мальчик закопошился:

–Катя, вы скоро, я замерз – жалостно ответил Егорка.

–Сиди, – она ушла за вторым мешком. Вернувшись с теткой, махнула Егорке рукой.

–Идем, что сидишь? – и поманила его за собой, – идем дурак.

Тетка взвалила на плечи мешок, он показался ей тяжелым, тогда она его сбросила, и прошептала Кате так, чтобы идущий впереди Егорка не слышал их болтовни.

–Тяжелы мешки, а давай-ка этого, малого загрузим, а то идет, пустой, иш, выискался, кормить его за какой черт? – Катя удивилась тому, что она сразу не догадалась об этом.

–Так он не унесет, маленький, – сказала она, взглянув на тетку.

–Унесет, а мы с тобой один понесем вдвоем, – ухмыльнулась баба.

–Егор, а ну-ка иди сюда, – мальчик подошел, – а ну-ка, держи! – ему взвалили на плечи мешок, под грузом которого он чуть было не упал, но он выстоял, и пошатываясь, боясь в раскачку побрел вперед, подгоняемый страхом.

–Тяжелый! – он хотел было скинуть, но Катя его остановила.

–Кому говорят, неси! Я тебя здесь брошу, дурака, одного! Матери все расскажу, быстро взял! – она замахнулась на Егорку, но не ударила, оголив злобно зубы, тот заплакал, но понес мешок, шатаясь.

–Так-то, – она улыбнулась.

У мальчика текли слезы.

Сестра и тетка схватили один мешок и обогнали мальчика, который, теряя силы с каждым пройденным метром, плакал все сильнее, свалил мешок на землю и стал тащить его, с упорством, с яростью.

Наступило утро. Идущие вперед Егорки родственники давно скрылись за горизонтом, сколько не кричал им мальчик, сколько не звал и умолял, они не подождали. Оставалось несколько километров до деревни.

Егорка устал, его руки отсохли окончательно, а мешок казался непосильной ношей. Но это его не остановило, им двигал страх, заставляя идти вперед. Он по-настоящему боялся остаться один, без сестры, без старшего и более опытного надзирателя, он боялся сбиться с дороги, волков, криков птиц, рассвета, ему не хотелось спать, испуг терзал его и он нес вою ношу с большим остервенением, он охрип от тихого плача, слезы пересохли и больше не текли.

Протаскивая мешок по десять метров, мальчик отдыхал, затем вновь протаскивал, и так, за несколько часов, выбившись из сил окончательно, измучившись, голодный, но согревшийся непосильным трудом, он добрался почти до самого дома тетки, но упал, споткнувшись, разбил себе нос, утёр кровь и поднялся. Руки его тряслись от холода и усталости.

Пройдя вдоль упавшего забора, постучал в дверь, казалось его ждали, вновь скрип, вновь острый нос бабы показался на улице.

–А, пришел? А где же мешок? – удивилась баба.

–Тетя, я устал, он там, вон там, – Егорка показал в сторону деревни ,в сторону забора.