–Я вот идеалист, у меня идеалы есть, тебе они тоже нужны, уже сейчас, сие секунду, чтобы мир и общество понять, чтобы меня понять, на цель себя направить, свое движение обратить, за горизонт, за высокой целью, друг мой! Я все сказал, что хотел, уже и спать пора, – Григорий глядя на часы, зевнул, шел первый час.
Егорка нашел местечко у печи, прилег на бушлат и уснул мертвым сном, из которого его не смогли вывести даже кусачие вши.
–Спит? – спросил шепотом Виктор.
–Кажись спит, – ответил ему Григорий, удостоверившись, что мальчик действительно крепко спит, отошел от него.
Компаньоны уселись за стол.
Сели рука об руку, в тесноте, чтобы окончательно сойтись во мнении, развеять противоречия накопившиеся между ними раз и навсегда, перед делом.
–Дело ровно пойдет, – задумчиво произнес Виктор, одобрительно покачав головой и прикусив нижнюю губу гнилыми зубами.
–Правильно мыслишь, только что с ним потом делать? – Григорий указал на сиротку, – сдать нас может, и конец нам, искать будут по приметам, – компаньоны замолчали.
Тишину вновь нарушил Виктор.
–Мы его там и оставим, а если потребуется – убьем, а скорее всего убьем. Кирпич по таким делам мастак, и не поморщится, для него ни в первое детей убивать, ты помнишь ведь?
–Помню, не первый, да и не последний. Мне не жаль его, мальчишку, все равно на улице помрет рано или поздно. Подохнет, как собака бесхозная, а тут ему будет честь оказана. Сколько таких как он, ничейных, загнулось? Никто не знает и знать не хочет! Да и пусть делает, что нужно, тело там и бросим. Местечко тихое, долго не найдут. Могильщик если нагрянет, могилу копать, или родственники покойного какого, но будем надеяться, что нет, тогда времени у нас будет невпроворот! И ты скажи кирпичу, а то сам не догадается, тупить начнет!
–А если его живым кинуть, неделю просидит? Слышал о таких случаях, когда люди месяцами просиживали, и что же? – спросил Виктор сам у себя, – живые, только худеют до изнеможения, на волоске от смерти, а там их гляди и спасали!
–Воды нет, еды нет, холод, сырость, – сутки, вторые, да и подохнет, если кто и найдет, пока опомнится, нас и след простыл! От этой дыры я буду очень далеко, мне наплевать, пусть дохнет, но руки кровью пачкать я не хочу – честолюбивый я и благородный, – Григорий гордо приподнял подбородок, – но надеюсь до этого не дойдет, надо будет его убить! К черту – это все твои заботы! Слышал?
–Э-э-э, нет, Кирпич согласится, а я его не первый год знаю! Он любитель, ему удовольствие доставляет такое дело!
–А вдруг не согласится? Тогда и издевательство подойдет, к месту и ко времени! Выгоду чуешь? – ухмыльнулся Григорий.
–Закопать бы, – прохрипел Виктор, – крика не будет, тем более провернем дельце быстренько, Кирпич не зря заранее готовит местечко, к нашему приходу прям так и прихорошится, и так и надо – сделали и разбежались!
–Верно, верно, что же я… Да только времен и не будет закапывать! Нам бы быстрее все бросить и уйти! До зари! – решил Григорий.
–Не волнуйся, и главное не суетись, всегда ты суетишься! По ходу дела разберемся, главное этого щенка не упустить живым, глаз да глаз за ним надо держать! Это моя обязанность! Буду держать его крепко, – Виктор сжал большой кулак, – первый же раз! Сколько мы колесим по миру?
–Много… годы, – прищурился Григорий, вспоминая все свои решенные дела, – но детей не было никогда, этот первый.
–Да и черт с этим вшивым! – засмеялся Виктор, а куда собираешься после, когда разделаемся со всем, ты мне так и не сказал, куда же? – Виктора одолело любопытство.
Куда-нибудь, лишь бы подальше от этой проклятой советской власти! Подальше от большевиков и вечной грязи! Мало они мне проблем принесли? В бегах устал жизнь волочить, успокоиться хочу, подлечиться, заграницу убегу скорее всего, в Америку, или Рио-де-Жанейро, а ты куда?
–Пока ещё не решил, на что скопленных денег хватит, надо бы за заначкой спрятанной метнуться, – Виктор принял угрюмый вид.
–Решай, а про меня после забудь, словно и не существовало меня, словно и знать не знал кто я! – настоял на своем Григорий, который очень боялся, что его сдадут его же сообщники.
–Уже забыл, – усмехнулся угрюмый Виктор, – короток я на память!
–Вот и поговорили! – сказав это, Григорий встал, – теперь вздремнуть бы часик, и за работу!
Друзья (тут более подходит выражение иное, такое, как "дружки" разошлись по комнате. Григорий лег на кровать, Виктор же подкинув дров в печь, уснул за столом.
Глава 20.
-А я вот что расскажу, – начал старик, после того, как кто-то из ребятишек подкинул в костер дровишек, – может, кто и был среди нас тогда. Колоски пшеничные мне никакого покоя не дают, напомнили мне они о том времени. Словно мое сердце разрывают от воспоминаний, вы говорите, внучек, лепешки делали. А не у всех ума хватало делать лепешки сырые, толочь колоски. Попал я на поля, стоял жаркий сентябрь, народу нас была тьма, надзиратели нас не трогали, и знать не знали нас, и нос воротили, или жалко нас было, или брезговали с нами связываться, не поймешь.