Читаем Руководство к действию на ближайшие дни полностью

Когда он пришел на работу, выяснилось, что его стол – это стол сотрудника, уволившегося три дня назад. До сих пор на нем лежали записки на клочках бумаги, из-за клавиатуры выглядывала большая синяя чашка с тем, что когда-то было кофе, компьютер был запаролен, а пароля никто не знал. Время от времени звонил телефон, просили Дорона. Когда выяснялось, что Дорона уже не будет, клали трубку.

Но Бен не дал всему этому испортить себе настроение. Он решил серьезно подойти к своим обязанностям. После того как все технические моменты были улажены, началась настоящая работа.


В предложение «Вторничная игра снова доказала нам, как важно в футболе лидерство. Лидерство, которым сейчас „Бейтар“ не может похвастаться» Бен добавил: «(но не стоит ожидать фигуры, равновеликой Жаботинскому)»[6]. Когда обозреватель культуры писал о концерте, на котором солист некой группы выпил огромное количество пива, – Бен добавил: «(к счастью, дело происходило в Петах-Тикве[7] в прошлый вторник, а не в Луизиане в 20-е годы XX века[8])». А когда корреспондент по делам моды объявила о «новом тренде» в области дизайна зонтиков, в особой статье, якобы написанной исключительно в преддверии приближающейся зимы, – на самом деле это была просто реклама конкретной фирмы зонтов, – в предложение «Сейчас зонтики популярны, как никогда прежде, и всякий уважающий себя человек найдет марку, которая поможет ему стать „человеком с зонтом“» Бен добавил всего несколько слов: «(но при этом держаться как можно дальше от семьи Кеннеди)»[9].


Конечно, были случаи, когда его добавления вычеркивали.

Например, когда он прочитал фразу: «После аварии Беллу доставили в операционную и там влили пять порций крови первой группы» – и дописал: «(которую в Японии считают признаком оптимистов)». Или когда в предложение «Видимо, никто не знает настоящую Мадонну» добавил «(ведь еще в XVII веке Локк говорил о разнице между идеей и языком, так что, видимо, никого нельзя узнать на самом деле)».

Он привел редакторов в смущение, когда к невинной фразе «мы сидим на балконе у мэра, он разрезает апельсин» добавил: «(как будто пытается проиллюстрировать парадокс Банаха – Тарского)»[10].

Но ничего страшного, не всегда можно точно угадать вкус редактора.


Сама по себе работа увлекала его. Целыми днями он изучал разные темы вдоль и поперек, искал что-то в Интернете, читал толстые книги ради всего лишь одного короткого дополнения в скобках. Платили за это не бог весть как, но интеллектуальная составляющая искупала все.


Правда, и тут на него никто не обращал внимания.

Иногда кто-нибудь подходил к его столу, задавал ему вопрос о каком-нибудь его примечании. Со временем у него появилось прозвище – его стали звать Скобочником (а это прозвище куда лучше, чем любое другое, подумал он). Но никто никогда не приглашал его пообедать вместе. Ни одна журналистка никогда с ним не флиртовала. А когда после сдачи номера журнала все шли куда-нибудь посидеть и выпить, никто не говорил ему: «Эй, а ты с нами?»

Несколько раз он сам увязывался за ними, но сидел в сторонке, смотрел, как все, разделившись на маленькие группы, чокаются, пьют, смеются, – и наконец понял намек.


Те, кого он встретил на работе, как будто исполняли немой спектакль, не входя в прозрачный круг, который очерчен вокруг его стола. С его места можно было видеть почти весь этаж, всех рассмотреть, за всеми понаблюдать.

Одинокий молодой человек, всегда одетый в рубашку с длинным рукавом, уверен, что все девушки в него влюблены. Если они до сих пор не с ним, то только потому, что жизнь приучила их к компромиссам.

Импульсивная секретарша, такая загорелая, что всякий раз, когда она проходила мимо, он невольно начинал напевать «Лимпопо». Как-то раз она улыбнулась ему. И вместо того чтобы подумать: «Как мило, она улыбнулась мне», он подумал: «Надо будет записаться на чистку зубов».

Еще один сотрудник все время посещал спортзал только для того, чтобы познакомиться с девушкой, которую однажды там увидел, и хотя он так больше и не встретил ее, надежда заставляла его снова и снова приходить на тренировки, пока он не стал сильным и накачанным.

Милый улыбчивый молодой человек – Бен думал, что он прячет двадцатишекелевые купюры в карманах брюк и дома между подушками кресла, только чтобы подготовить себе приятный сюрприз когда-нибудь в будущем, когда он найдет их, уже забыв об их существовании.

И тихая девушка, пишущая о моде, которая втайне хотела бы стать шоколатье. Она была прелестна и даже аристократична – и при этом в ней была какая-то внутренняя простота. Когда все ржали – попсово, как Бритни Спирс, – она лишь улыбалась, как Одри Хепбёрн.


Он любил ее – тихо, издали.

Как-то раз он увидел ее с друзьями в кафе в торговом центре. Она сидела спиной к нему и маленькими глотками пила капучино из огромной чашки. А он как раз вышел из кино после дневного сеанса – кроме него, там была только парочка старшеклассников, которые беспрестанно целовались с громким чмоканьем. Спускаясь по эскалатору, он увидел ее сверху.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века