Рулевой

Ожидая дежурный глайдер, Брим обнаружил, что не может заставить себя еще раз посмотреть на корабль. Это было все равно что бросить старого друга в беде — то, чего карескрийцы не делают. Моральная поддержка и взаимовыручка — основы выживания в нищете глухой шахтерской провинции, и Брим терзался чувством вины за то, что нарушает это — основное — жизненное правило. Он повернулся спиной к гравибассейну и, глядя в темноту, попытался думать не о прошлом, а о будущем. Получалось плохо.

Всю дорогу до офицерских общежитии он проделал в молчании, а там направился прямиком в большую кают-компанию в главном корпусе. Для того, чтобы стереть последние несколько метациклов из памяти, требовалось изрядное количество спиртного, в связи с чем ему просто необходимо было приступить к делу безотлагательно.

Тут же обнаружилось, что в стремлении утопить воспоминания он вовсе не одинок. Урсис с Бородовым опередили его минимум на метацикл, с комфортом расположившись в полутемной, заполненной музыкой кают-компании. Оба явно не теряли времени даром и к приходу Брима пришли уже в благодушное настроение, попыхивая своими трубками-земпа и наполняя помещение ароматом хоггапойи.

— Ага, а вот и товарищ Вилф Анзорович! — объявил Бородов, переворачивая опустошенный стакан дном вверх. — Рад, что ты разделался с этой неблагодарной задачей. — По обыкновению, к каждому из медведей пристроилось по молодой и привлекательной медведице. Не совсем трезвыми лапами они тем не менее тоже подняли пустые бокалы, приветствуя карескрийца.

— Иди сюда, нынче мы поднимем многая, многая тосты за старину «Свирепого», верно? — возгласил Урсис, не совсем уверенно поднимаясь на ноги. — Да поберет дьявол окаянного Валентина! Уф! — Он протянул Вилфу большой хрустальный бокал и махнул в сторону внушительной батареи бутылок с логийским и содескийским винами на приставленном столе — часть из них была еще относительно полна.

По мере того как вечер сменялся ночью, эти сосуды последовательно опустошались и так же последовательно заменялись полными. Меланхолическое настроение Брима постепенно уступало место некоторому отупению от обилия содескийских афоризмов и декламации воспоминаний о Т-83. Каждое сопровождалось тостом на содескийский манер — опустошая полный доверху стакан и переворачивая его вверх дном, приговаривая древнюю присказку: «Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!» — Со снежными девами медведю можно и потанцевать — но берегись золотых волчьих клыков! — рычал Бородов — Воистину так, клянусь Вутом!

— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!

— Не понять прелести озер, скованных горными морозами, — заявила одна из молоденьких медведиц, неуверенно поднимаясь на ноги, чтобы одернуть юбку, — тому, кто не прожил жизнь на их берегах.

— Воистину так! — задумчиво закивали остальные медведи. — Озера на Содеске…

— Да… за озера… и за «Свирепого»! Пусть атомы его вечно живут на других отважных судах — и традиции его команды!

— За «Свирепого»! Пусть и переплавленный, он несет смерть Негролу Трианскому!

— За «Свирепого»! Пусть атомы его вечно летают меж звезд!

— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!

— В сражении радость детей родных планет! — с воодушевлением вскричал Урсис.

— Воистину… — пробормотал Брим, проливая вино из кубка на штанину.

— Да… да… в сражении! — кричали медведи.

— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!

— За атомы старого «Свирепого»! За атомы, что вечно будут странствовать меж звезд!

Вскоре после смены вахт кают-компания начала пустеть, однако компания со «Свирепого» осталась. Душевная боль у Брима утихла немного, но что-то продолжало угнетать его, что-то, связанное с кораблем. Он попытался сконцентрироваться на тостах.

— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!

— Обледенелые чурбаны вроде Скал Святой Грейи на Нодде… да не коснется их рука ученого! — Последнее замечание привело медведей в такой восторг, что они чуть не попадали со стульев. — За «Свирепого»! Вечная память!

— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!

Сознание Брима начало блаженно покачиваться на волнах винных паров. Может, в этих медвежьих присказках и впрямь есть какой-то смысл? Не капитан ли это Коллингсвуд входит в большую кают-компанию под руку с какой-то Синей Курткой?

Коллингсвуд!

Пара приблизилась к ним, и Брим попробовал сосредоточиться. Коллингсвуд шла первой. А у ее спутника на петлицах виднелось три значка. Брим старательно сосчитал их. Один широкий ромб и два узких… Когда они приблизились, он сосчитал еще раз. Вице-адмирал. Почему-то Брим совсем не удивился.

— А, капитан Коллингсвуд! — радостно вскричал Бородов, речь которого странным образом избавилась от медвежьего акцента. — Счастье наше будет неполным, если вы и сэр Плутон не присоединитесь к нам в этом предрассветном возлиянии. — Он поклонился. — Позвольте мне представить вам двух прелестных офицеров содескийской разведки, только что прибывших с родных планет: Спа'ржу Чердак и Птитцу Про'тифф.

Две юные медведицы, смущенно хихикая, присели в реверансе.