Рулл

Открытие Джеймисона состояло в том, что это нарушение было необратимым.

Как должен сказываться длительный период голодания на таком типе нервной системы?

Это открытие могло изменить саму природу войны. Оно объясняло, почему руллские корабли никогда не нападали на человеческие продовольственные базы и линии питания: руллы не хотели идти на риск адекватного ответа. Оно объясняло, почему руллские корабли так безжалостно сражались со вторгшимися в их пространство земными кораблями. Оно объясняло их безжалостное уничтожение других рас. Руллы жили в постоянном страхе, что их ужасная слабость может выплыть наружу.

На губах Джеймисона заиграла почти варварская улыбка предвкушения. Если его сообщение будет получено или если ему удастся выбраться отсюда, очень скоро руллы начнут испытывать муки голода. Земные корабли сконцентрируют свои атаки именно в этом направлении. Запасы продовольствия на всех планетах будут отравлены, нападения станут проводиться без заботы о раненых, беспрерывно и совершенно безжалостно.

Можно не сомневаться, очень скоро после такого изменения тактики руллы начнут отступать в свою галактику. Это единственное разумное решение. Захватчика нужно гнать и гнать, пока он не будет вынужден вернуть все, что успел завоевать за тысячу лет.

В четыре пополудни Джеймисон вынужден был снова остановиться и отдохнуть. Он отошел от рулла и уселся на каменном выступе. Голубое небо пылало медью, ветер стих, над головой протянулась завеса облаков.

Надо отдать должное боевым кораблям землян и их сопровождению: именно благодаря их усилиям пока ни один вражеский корабль не предпринял попытки освободить рулла на плато.

Возможно, конечно, руллы просто не хотели, чтобы стало известно о присутствии здесь одного из них.

Джеймисон отбросил это предположение как непродуктивное. Чувствуя сильную усталость, он на глазок сравнил уже пройденную часть обрыва с тем, что еще осталось. По его оценкам, они преодолели две трети расстояния. Увидев, что рулл пристально смотрит на долину, Джеймисон тоже устремил туда взгляд.

Зрелище, которое открывалось их разным глазам и перерабатывалось разными мозгами, в общем и целом уныло однообразное, тем не менее производило удивительное впечатление. Лес начинался примерно в четверти мили от основания утеса и буквально не имел конца. Он покрывал и холмы, и неглубокие долины. Чуть отступив на берегу широкой реки, за ней он вздымался снова, карабкаясь по склонам затянутых туманом далеких гор.

Часы Джеймисона показывали четыре пятнадцать. Пора двигаться дальше.

В двадцать пять минут седьмого они добрались до выступа на высоте ста пятидесяти футов над холмистой равниной. Пришлось использовать всю длину веревки. Первым внизу оказался рулл, и эта операция прошла без всяких инцидентов. Джеймисон с любопытством смотрел на него сверху. Интересно, что он станет делать, оказавшись на свободе?

Рулл поднял на него взгляд и ждал.

Джеймисон помрачнел — потому что это была возможность, которой он не воспользовался. Он повелительно замахал руллу рукой и вытащил бластер. Рулл попятился, но остановился в укрытии огромной скалы. Кроваво-красное солнце опускалось за горы, на землю надвигалась тьма. Джеймисон съел свой обед. Заканчивая трапезу, он заметил внизу движение.

Рулл скользил неподалеку от подножия утеса.

И вскоре исчез за его выступом.

Выждав немного, Джеймисон начал спуск. Этот процесс лишил его последних сил, но зато теперь под ногами была твердая земля. Где-то на расстоянии трех четвертей спуска он поранил палец о шершавый участок веревки.

Добравшись до земли, он заметил, что палец выглядит странно серым и явно нездоровым, хотя сгущающиеся сумерки не позволяли разглядеть детали.

Джеймисон смотрел на палец, и кровь отливала от его лица. Он подумал с горечью и злостью: «Это рулл прицепил что-то к веревке, когда спускался вниз».

Внезапно все тело пронзила острая боль, похожая на удар ножа, и вслед за тем наступило оцепенение. Тяжело дыша, он попытался нащупать бластер, чтобы застрелиться, но руки одеревенели и застыли в воздухе. Джеймисон упал и замер без движения.

Никогда в жизни он так не жаждал смерти. Каждая клеточка человеческого организма унаследовала понимание своего неорганического происхождения. Пульс жизни — всего лишь тончайшая пленка, покрывающая лежащую в основе мертвую материю, такую сложную в своем искусном балансировании различных энергий. И сама жизнь — не что иное, как краткая и фактически тщетная попытка удержаться на гребне этого балансирования.

В каждое мгновение вечность ткет новый узор. Он принимает множество форм, но все они лишь видимость. Реальная форма всегда временная, не пространственная. И эта форма представляет собой кривую. Сначала вверх, потом вниз. Вверх из тьмы к свету и снова обратно во тьму.

Самец лосося разбрызгивает свою молоку на яйца самки. Джеймисона охватила смертная тоска. Самец пчелы гибнет в объятиях матки, снова превращаясь в неорганическую плесень, из которой выбрался ради одного-единственного мгновения экстаза. В человеке роковой узор впечатан в квадриллионы крошечных клеточек.