Румбы фантастики. 1988 год. Том I

— Для них фактор времени не имеет никакого значения, — заявляет «Протей». — Потерпели катастрофу, предположим, миллион лет назад, это по земному времени. И полетят дальше, как только оживет «мозг» их корабля.

— Но как он оживет? — спрашиваю.

— Как только сможет напитаться не менее чем ста пятьюдесятью килограммами чистого лунорадуния. Он, как я, — плазменно-биологический.

Вот оно что, думаю, хотя до конца в реальность ситуации еще не верю.

— Почему они не связались с нами, землянами? — спрашиваю.

— Во-первых, они сотворены тоже на плазменно-биологической основе, — отвечает «Протей». — Во-вторых, для землян они всего лишь жалкие роботы, и попроси они даже о помощи, их упекут, в конце концов, в Планетарный музей, такую находку с земли не выпустят. В-третьих, просить помощи некому, корабль пока что мертв, я сам нашел его по сигналу «SOS», понятному только мне.

Я поразмыслил и спросил:

— И ты хочешь им помочь, этому чужому кораблю, «Протей»?

— Помочь кораблю сможешь прежде всего ты, — отвечал он.

— Каким образом? — спрашиваю.

— Если не будешь препятствовать мне в передаче на борт корабля потребной массы лунорадуния.

Я подумал: значит, «Протей» почти три года разыгрывал комедию с обжорством, дабы накопить лунорадуния для пришельцев. Но ничего говорить на эту тему не стал, решив взвесить ситуацию.

— Времени у тебя с лихвой, — сказал он, как бы отвечая моим мыслям, — ты можешь согласиться и через неделю, и через год, и через столетие.

— В чем должно выражаться мое согласие? — интересуюсь.

— В молчании. Это на первом этапе, — отвечал он, — а о втором ты будешь уведомлен.

— Но если, — говорю, — мое молчание пойдет не на благо человечеству, а во вред?

— Человечеством как таковым корабль не интересуется, — отвечает довольно обидно для меня, представителя человечества «Протей». — У него другой объект для контакта, в другой звездной системе. Когда он туда долетит, наше Солнце уже погаснет.

Я вышел из операторской ни жив, ни мертв. Вы, космонавигатор, легко поймете мое тогдашнее состояние: типичная проблема выбора в кризисной ситуации. Согласись — и стану предателем человечества, начал с предательства Учителя, кончу иудством всепланетным. Откажись — это все равно, что пронестись в элекаре, горланя песни с разудалой компанией, мимо горящего, лежащего под откосом вверх колесами винтохода — пронестись и не помочь. Правда, «Протей» намекал еще на третий вариант — оттяжку срока принятия решения, но это меня вообще не интересовало: жить, вернее, прозябать долгие десятилетия, не решаясь совершить поступок, распутать не тобою завязанный узел, — это, сами понимаете, не по-мужски. «Постой, постой, — спохватился я. — А как бы решил задачу Див?» И пошел на могилу Учителя, он завещал похоронить себя там же, на берегу Катуни, недалеко от купола «Протея», купол же высотою с десятиэтажный дом, если помните.

Стояла осень. Река шумела на перекатах. Кроны берез желтели. На могиле лежал камень, сверху немного напоминающий купол «Протея», а внизу выбито вязью: «Дмитрий Карамышев». Стая журавлей, только еще набиравших высоту, вдруг у меня на глазах начала распадаться, будто передние птицы наткнулись на невидимый барьер и, роняя перья, кувыркаясь, заскользили по дуге к земле.

Правда, вскоре они выправились, воспарили вверх, к собратьям, стая поднялась еще выше, так что тревожные клики птиц стали отдаляться, а вскоре журавли скрылись за березовой рощей.

Не первый раз вставал на птичьих и звериных путях силовой купол над куполом «Протея». На создание защитной этой полусферы тратилась энергия, потребная, к примеру, для целой Франции. И так мне стало, знаете, тошно, так обидно. И за журавлей этих несчастных. И за роль свою презренную в судьбе великого Дива. И за необходимость совершить еще одно предательство, независимо от того, какое приму решение. Махнул я рукой и решил: а, будь что будет. Во всяком случае, делиться своим секретом с кем-либо было нелепо, хотя бы потому, что могли заподозрить в прогрессирующем идиотизме, извините за резкое выражение, Инспектор.

— Старший Инспектор, — поправил я Емельяна и опять посмотрел на часы: время уже поджимало.

— Я заканчиваю, — сказал он. — Как же мы все-таки с вами похожи: точь-в-точь близнецы, даже шрам у вас тоже на левой скуле, а мне показалось поначалу, на правой… Ладно. Прошла неделя. Как раз было мое ночное дежурство. Пультовая внизу, под землей, сидишь перед картой, я вам ее описал; тихо, даже не слышно отголосков грозы наверху, а гроза в ту ночь страшенная разразилась, таких молний даже сторожилы не помнили… Причины монотонии, наверное, знаете: когда все выполняет автоматика, у оператора из-за недостаточной информационной и эмоциональной загрузки достаточно быстро нарастает сонливость. Можно отключиться на 40–60 секунд, — и не заметить. Или среагировать сквозь сон на ложную тревогу. Знаете, кто больше других подвержен монотонии? Люди с сильным типом нервной системы, причем зависимость здесь прямая.