Измученный, голодный, но счастливый, он уселся тут же на каменные плиты, не находя сил оторвать взгляда от медленно раскрывающейся пасти. Ловушка вновь была настроена, ловушка вновь была готова принять очередную жертву.
— Э! Нет! Второй раз меня в этот желудок не заманишь! — проворчал Валентин и, подмигнув гранитной морде дракона, вытащил из каменных клыков сплющенную палицу и пошел к выходу из храма.
Он так устал от своих злоключений, что совершенно забыл и о Хиске, и о его стрелах, и о своем ружье. Хотелось лишь одного: еще раз взглянуть на звезды, выбраться из проклятого каменного мешка, а там… Что там — он представлял себе плохо.
На площадке перед храмом Хиска не оказалось. На прежнем месте, в трех шагах от входа в храм, лежал брошенный Валентином рюкзак. У спуска на тропинку тлели огненно-розовые угли костра. Над джунглями занимался рассвет.
Утро выдалось прохладным.
Валентин подобрал рюкзак, подбросил в костер хворосту и, придвинувшись к разгоревшемуся пламени поближе, торопливо достал банку синтетической тушенки и фляжку с соком.
Валентина не очень удивило отсутствие охотника. Услышав скрежет каменных блоков, Хиск, наверное, решил, что древние родовые боги разделались с глупым пришельцем с неба, и ушел в джунгли.
Валентин представил, как Хиск будет рассказывать родичам о своем подвиге, как высоко поднимется теперь пошатнувшийся было авторитет старых богов, и ему стало горько и смешно.
«Нет, на роль богов мы не годимся, — коварства не хватает, злости, — думал он. — А доброта, жалость, бескорыстная помощь — в этом диком, жестоком мире эти чувства и поступки пока в диковинку, их не скоро еще оценят, не быстро поймут».
Наскоро перекусив, Валентин достал из кармашка рюкзака портативную рацию, направил антенну в сторону базы и вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он оглянулся…
В пяти шагах перед ним стоял Хиск. Он стоял на коленях и молился, бил поклоны. Взгляд его был устремлен не на Валентина, а на бронзовую помятую палицу, валявшуюся в двух шагах от костра.
Прятаться Валентину было некуда, но Хиск, видимо, не собирался стрелять. Он следил за Валентином с благоговением, с безропотностью, с восхищением, с ужасом, и Валентин ясно осознал, что старец молится именно ему — технику-планетологу, руководителю маленькой группы специалистов с Земли.
И Валентин покраснел, ему стало стыдно и за себя и за Хиска, и жалко стало этого, в общем-то, очень сильного жилистого человека, который, точно слепой котенок, тыкался из угла в угол в своем страшном мире, не зная уже, каким богам молиться.
Валентин подошел к Хиску, легонько похлопал его по спине.
— Ничего, дед, бывает… — пробормотал он. — Пошли домой. Пора! Уже мало осталось.
И подобрав брошенное на тропинку ружье, перекинул его через плечо. Не оглядываясь на старика, стал спускаться по ступенькам заброшенной древней тропинки в джунгли.
Минуты через три Хиск его нагнал. Валентин услышал радостное пыхтение за спиною и бормотание:
— Мало, совсем мало осталось.
«Конечно, мало, — подумал Валентин, — сейчас на ровную площадку выйдем и вызову базу, а там через три-четыре часа прилетит вертолет — еще одно чудо… Летать-то Хиску пока не приходилось, а значит, все впереди. И не мало, а много…»
Объявление
Дверь открыла высокая пожилая женщина в белом больничном халате и, едва взглянув на Федора, сердито сказала:
— К профессору нельзя, он болен. Зачеты идите сдавать к Куроедову. — И женщина весьма негостеприимно попыталась захлопнуть дверь перед носом Федора, но Федя неторопливо выставил вперед ногу.
— Я по объявлению. Вот, — он протянул сорванный с забора листок.
Женщина взяла листок и прочла: «Меняю шестидесятилетний жизненный опыт, знания доктора наук на пять — десять лет молодости. Приглашается молодой человек лет двадцати — двадцати пяти с крепким здоровьем и устойчивой психикой…» Далее указывался адрес и время приема.
— Ну и что? — спросила женщина сердито. — Я сама эту чепуху повесила на заборе. Старик попросил, вот и повесила, но не всякому же вздору можно верить. Профессор болеет, человек он старый, уважаемый, но вот последнее время появились у него некоторые странности. Даже и не знаю, что вам посоветовать…
— Так пустите меня к нему, или в другой раз прийти?
Женщина развела руками и, с некоторой опаской поглядывая на могучую фигуру Федора, произнесла:
— Мир полон дураков и сумасшедших. Проходите. Пальто оставьте здесь. Вот тапочки, надевайте — и по коридору в ту дверь.
На огромной деревянной кровати, обложенный со всех сторон подушками и рукописями, лежал длинный бледный старичок. В руках у него была толстая книга на неизвестном Феде языке, а на носу покачивались огромные очки.
— Здравствуйте. Я по объявлению, — сказал Федя, обводя взглядом многочисленные полки с книгами и приборы, пылившиеся на двух столах и подоконнике. Из приборов Федору был знаком только микроскоп, остальные поражали своей загадочностью и непонятностью.