Присутствие неприятеля у Кучук-Кайнарджи угрожало тылу нашей армии в случае ее отступления к переправе. Румянцев принял решение выставить против него корпус Вейсмана, усилив его двумя кавалерийскими полками. Большего он выделить не мог, поскольку берег силы для сражения с армией Нумана-паши, направлявшейся, по показаниям пленных, к Силистрии. К тому же фельдмаршал был уверен, что Вейсман вполне справится с 10-тысячным отрядом и теми силами, какие у него имелись.
Расчеты фельдмаршала, однако, оказались ошибочными, и виноват в этом был генерал Муромцев, сделавший неправильную рекогносцировку. Как выяснилось позже, у Кучук-Кайнарджи находилось не 10 тысяч, а 30 тысяч отборного турецкого войска, в том числе тысяча пехотинцев — далкилычей, неустрашимых головорезов, дающих клятву драться с противником только на саблях. Это была та самая армия Нумана-паши, встречи с которой ждал Румянцев на подступах к Силистрии.
Генерал-майор Вейсман, получив приказ Румянцева, немедленно выступил к лагерю противника. Он пока еще не знал, как велик неприятель, на которого покушался. Да это его сейчас и не занимало. Привыкнув считать противника только после сражений, он боялся одного: как бы турки преждевременно не снялись с лагеря и не отрезали бы путь армии к Гуробальской переправе. Если бы эта случилось, он тогда не выполнил бы поставленной перед ним задачи.
Не доходя версты две до турецкого лагеря, Вейсман наткнулся на крутые горы, заросшие непроходимой чащей. Пока в чаще искали проходы, наступил вечер, Вейсман решил заночевать, дать людям перед боем хорошенько отдохнуть.
Утром, чуть свет, прозвучала команда, и корпус по узким проходам двинулся вперед. Вскоре показалась широкая поляна, переходившая в большую долину, которая простиралась до самой деревни Кучук-Кайнарджи. Корпус выстроился в каре и продолжал движение уже в боевом порядке. Конница следовала слева от каре, авангард под начальством полковника Кличко шел несколько правее от главных сил. В авангард входили лучшие силы — Кабардинский пехотный полк, два гренадерских батальона, казацкий полк, охотники-стрелки.
Турецкий лагерь располагался на высотке с крутыми склонами. Пехота, прикрываемая ретраншементом, занимала позицию на самой вершине. Подступы к лагерю прикрывались многочисленными рвами: Единственный открытый коридор к ретраншементу занимала неприятельская конница. Пользуясь складками местности, Кличко со своим авангардом сумел скрытно подойти к этому коридору, после чего открыл по спагам сильнейший ружейный огонь.
Оценив обстановку и решив, что Кличко один устоит против неприятельской конницы, Вейсман, не теряя времени, повел свое каре в атаку на нагорный ретраншемент.
— Вперед, ребята, не отставать! — подбадривал он своих солдат.
Когда до укреплений оставалось каких-нибудь сто шагов, оттуда с дикими криками выскочили толпы янычар и далкилычей. Без ружей, с одними саблями. Те, что остались в ретраншементе, поддерживали их частой пальбой.
— Не робей, браци! — загремел голос Вейсмана. — Дайте мне место, браци!
В минуты наивысшей опасности он всегда говорил своим «браци». Вейсман неплохо владел русским языком, но слово «братцы» у него почему-то не получалось. Он произносил его смягченно, на нерусский лад — «браци», и солдаты к этому давно уже привыкли.
С обнаженной шпагой Вейсман из середины каре протиснулся к переднему фасу, солдаты первой, шеренги потеснились, и он занял место с ними рядом, плечом к плечу.: Неустрашимость любимого генерала, его уверенность в победе придали солдатам смелости, и они, ощетинившись штыками, решительно двинулись на оравшую, сверкавшую ятаганами неприятельскую толпу. Турок было много, около десяти тысяч. В каре русских находилось только три тысячи воинов. Выходило: трое против одного. Опьяненные своим превосходством, турки окружили каре, стали нападать со всех сторон, стараясь разрушить строй, пробиться вовнутрь каре, после чего довершить уничтожение отряда. Но шеренги русских оказались словно из железа. Хотя русских было меньше, они не оборонялись, а наступали и наступали с такой отвагой, что первая волна сабельников почти вся была переколота штыками.
— Алла-а-а!.. — орали турки.
— Ура-а-а! — гремело в ответ из русского каре.
На какое-то время туркам все же удалось остановить русских. Их натиск усилился. Казалось, еще немного, и они возьмут верх.
— Браци! — воодушевлял своих Вейсман. — Держи фасы! Вперед! Коли, браци!
Неожиданно голос его оборвался. Находившиеся в одной шеренге с генералом солдаты видели, как один из янычар, пробившись к нему, выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил в него почти в упор. Вейсман упал замертво. Двое солдат подхватили его обмякшее тело и отступили с ним вовнутрь каре.
— Генерал убит! — пронеслось по шеренгам.
Турки ликовали. Победа представлялась им совсем близкой.
— Браци! — вдруг раздался голос генерал-майора Голицына, обращавшегося к солдатам так же, как до последнего вздоха обращался к ним им любимый командир. — Не дадимся басурманам! Отомстим за генерала!