Румянцев-Задунайский

Сопровождаемый свитой, король поехал обратно в палатку. Вслед им грохнулись две русские бомбы, но король даже не оглянулся. Пусть себе палят. Если королевские полки будут наступать с той же стремительностью, что и сейчас, к обеду они овладеют всеми неприятельскими батареями.

Во время завтрака Ведель несколько раз выбегал из палатки справиться о ходе боя.

— Мой король! — торжествовал он. — Я отомщен! Неудача под Пальцигом обернулась для нас великой победой. Русские бегут. Кунерсдорф остался в нашем тылу. Захвачена почти вся русская артиллерия.

Король вышел из палатки, чтобы увидеть все это своими глазами. Ведель подал ему подзорную трубу. Он направил ее на высоту, которую только что атаковала пехота. Она почти вся была занята прусскими войсками. Лощина, откуда начиналось наступление, снова заполнилась народом. Но то были уже не славные прусские полки, то были толпы пленных…

— Победа! Полная победа! — возрадовался король.

Он подозвал дежурного генерала и приказал срочно отправить известие о сокрушительном разгроме русских в Берлин и Силезию.

— Но, ваше величество, — попытался было возражать генерал, — сражение еще не окончено. К тому же положение осложняется.

— Чепуха! — прервал его король. — Никаких осложнений я не вижу. Исполняйте приказание.

— Слушаюсь, ваше величество, — ответил генерал.

5

Фридрих напрасно не послушался своего генерала. Сражение находилось еще в разгаре, и трудно было предугадать, чем оно кончится. О том, что левый фланг разгромлен, знал не только прусский король, это видел и генерал Салтыков, находившийся со своей ставкой в дивизии Румянцева. Главнокомандующий держался спокойно, уверенно, как будто заранее знал исход битвы.

— Что князь? — спросил он курьера, примчавшегося с донесением о яростном штурме неприятелем левого фланга.

— Князь ранен, но не оставляет поле боя.

Салтыков чуточку помолчал, раздумывая.

— Что ж, — сказал он, — князь сделал все, что мог. Передайте ему мою благодарность и приказ немедленно отправляться в тыл.

В это время над головой со свистом пролетел неприятельский снаряд. Салтыков как бы в недоумении посмотрел ему вслед и, махнув хлыстиком, с которым никогда не расставался, шутливо промолвил:

— Бог с тобой, улетай, коли не попал.

Шутка главнокомандующего, видимо, показалась курьеру неуместной.

— Ваше сиятельство, князь Голицын вынужден оставить все батареи, — вскричал он.

Главнокомандующий осуждающе посмотрел на него и спокойно ответил:

— Беда не велика. В сражении пушки цари на первых порах, а когда дело доходит до рукопашной, они ни к чему. Петр Иванович, голубчик, — обратился он к графу Панину, теперь уже генерал-лейтенанту, командовавшему у Румянцева бригадой, — замените князя. Петр Александрович, дайте графу все лучшее, что у вас есть. Надо остановить неприятеля, чего бы это ни стоило.

— В вашей бригаде, граф, самые отборные полки, — сказал Румянцев Панину. — Можете взять всю бригаду.

— Ваше сиятельство. — обратился к главнокомандующему бригадир Брюс, — разрешите и мне перейти на левый фланг. Мне кажется, я смогу графу чем-то помочь.

— Разрешаю, голубчик, разрешаю.

Когда Панин и Брюс с четырьмя полками, снятыми с центральной позиции, ушли на подкрепление левого фланга, Салтыков, устремив подзорную трубу в неприятельскую сторону, спросил Румянцева: не думает ли он, что противник ввел в бой всю свою пехоту?

— Мне кажется, король только этим смог создать перевес сил, — высказал свое мнение Румянцев.

— Королю удалось навязать нам свои условия. Прусская тактика…

— Эту тактику можно использовать против них самих.

Салтыков опустил трубу и повернулся к Румянцеву:

— Что хотите этим сказать?

— Пруссаки атакуют левый фланг в надежде на то, что наш правый будет бездействовать в ожидании своей очереди. Между тем, если привести в действие правый фланг, можно создать реальную угрозу прорыва дивизии господина Фермора в неприятельский тыл.

— Между нашим правым флангом и противником лежит болото, — заметил Салтыков.

— Там есть мост.

— Моста больше нет, его еще утром сжег Тотлебен, боясь атаки противника. С моего согласия, разумеется, — добавил Салтыков, желая оправдать генерал-майора.

Румянцев промолчал. Он понимал, что уничтожение моста было большой ошибкой, но не стал говорить об этом главнокомандующему. Какой толк! Надо было искать другие пути для изменения хода сражения.

— Ваше сиятельство, дозвольте пустить в дело кавалерию. Я постараюсь найти брешь и врезаться в тыл неприятелю.

— Горячиться не надо, подождем, — спокойно сказал Салтыков. — Война горячих голов не любит, горячие головы хороши до первой пули. — Помолчав немного, он продолжал: — В действиях своих мы должны сейчас исходить из того, что имеем. Сейчас у нас нет левого фланга в нашем прежнем представлении. Левый фланг стал фронтом, правый же фланг мы теперь должны рассматривать как резерв. А резервы нам еще понадобятся. До вечера долго, есть время сражаться.

Прошло более двух часов, как Панин со свежими полками ушел на левый фланг, а донесений от него не поступало. Не постигла ли его та же участь, что и князя Голицына?