Румын сделал открытие

Трава под ногами румына скользила. Весело насвистывая («Во ржи, что так была густа…»), он вылез на откос, встряхнулся, деловито пристроился под сумеречной сосной. В каких-то двух метрах от меня поблескивала влажная кожа. «Мы с ним физически очень точно подходили друг к другу». Куртизанка-партизанка так считала…

Румын щедро поливал сосну.

Он не оглядывался. Он знал, этот мир принадлежит ему.

Он прекрасно знал, что его боятся, что каждое его движение нагоняет на людей ужас. Наверное, из страха, пронзившего меня, а вовсе не из-за какой-то там моей смелости или решительности, я решительно приткнул острие багра к позвонкам между лопаток румына. Меня как током ударило. Всем телом я почувствовал сладкую смертную судорогу, передернувшую румына. Ужас, многократно усиленный внезапностью, в долю секунды сжег все его нервные узлы. Ведь румын знал, что ему ничего не грозило. Он ведь знал, что ничего такого с ним не может случиться. «Во ржи, что так была густа…» Он прервал свист на каком-то неестественном выдохе и, теряя равновесие, обхватил сухую сосну.

«Что? Что?» – в ужасе повторял он.

Лепетал, как слабоумный, выговаривая, вышептывая каждый звук.

А из-под ржавого острия багра медленно выступала, оплывала черная кровь.

«Что? Что?» – румын был парализован. Он умирал от мертвого, от непристойного ужаса. Умирая, сползал по сосне, пока не упал коленями в мокрый мох. От него несло мочой и потом. Из-за сосен с освещенного берега видеть нас не могли, но мною двигал такой же, как у румына, смертный ужас. Я не помню, как накинул петлю на его влажные запястья.

47

Триста тысяч.

Кажется, столько обещали за поимку убийцы Аси Стрельниковой.

Сейчас эти триста тысяч валялись под сосной, хрипели, от них несло мочой и потом.

– Зачем пугал бабу?

– Что? Что?

– Бабу!

– Це эстэ? Какую? – шептал румын.

– Не помнишь? – опять приткнул я его багром. Наверное, в тот момент я готов был убить его, не зря Роальд не доверял мне силовых акций. – Партизанку-куртизанку! Вспомнил?

– Что? Что?

Наконец, в полуобороте глаза румына сфокусировались на мне.

Не знаю, что он думал увидеть, но мой вид его потряс. Всего-то лишь голый человек с багром. Морда в синяках. И багор в руках, даже не нож. Козел, падла, устебе! Глаза румына все еще были расширены ужасом, но он уже приходил в себя. Бормотал, выплевывал из себя: «Приетэн… Сволочь!.». Бормотал, оглядываясь через плечо: «Хочешь денег… Много…» Каким-то необъяснимым звериным нюхом он чуял мой страх. «Много денег… – Он застонал от ненависти. – Ты столько не видел… – Наверное, он никогда так не унижался. Он же видел мое ничтожество. – Я возьму пазл и уйду. Возьму Мулта и уйду… А ты возьмешь деньги и Рубика…»

– Зачем тебе Мулт?

Румына вырвало от ненависти.

– Минтака… Альнилам… Альнитак…

Я подумал, что это он обкладывает меня румынскими ругательствами, но потом дошло: нет, румын всего лишь повторял названия звезд пояса Ориона. Значит, правда ученый? Я ничего не понимал. Голова шла кругом. Минтака… Альнилам… Альнитак… Румын повторял названия звезд, как самое нужное, как самое заветное заклинание.

– Зачем тебе пазл?

– А зачем тебе будущее?

Румын уже приходил в себя.

Он уже не рвался на крюк багра, он еще не звал на помощь.

Он просто пытался осмыслить, что же такое тут только что произошло.

– Зачем ты таскаешь пазл с собой?

Румын застонал. Не хотел отвечать.

– Зачем тебе Мулт? Откуда твоя банда?

Румын застонал от ненависти и беспомощности.

Он путал слова русские и румынские, но главное я понял.

«Команда Дрейка». Меня прошибло холодным нехорошим потом.

Не пиратский корабль. Нет. Архиповна не зря прочищала мне мозги. Архиповна считала, что я мало занимаюсь философией. Для писателя это большой грех, справедливо считала она. Меня привлекал лиловый цветочек на ее левой груди, крошечное тату сводило меня с ума, а ее с ума сводили мысли о других разумах. Я писал книги, события которых вряд ли могли повториться в жизни, она же искала события, которые могли быть повторены в зримые миллионы лет.

Проблема сканирования с высоким разрешением.

О Фрэнке Дрейке Архиповна всегда говорила с обожанием.