Если выбор принца Карла палатой никого почти не удивил, то приезд его в княжества поразил решительно всех в Молдавии; никто почти из молдаван не хотел верить, чтоб иностранный принц решился принять корону без согласия покровительствующих держав. Действительно, Карл I[46]
должен быть или авантурист большой руки, или он действует вследствие каких-либо наущений сверху, которые пока остаются тайной. Во всяком случае, если уже нельзя было добиться разъединения, то для нас гораздо выгоднее иметь в соседстве иностранного принца, чем какого-нибудь Россетаки[47], Братьяно[48] или Галеско. Для Турции, конечно, – другое дело. Одно только дурно для всех – это то, что авторитет дипломатических конференций теряет всякое значение, – но может быть, и это обстоятельство принесет нам пользу, так как теперь нам уже нет более причин держаться строго Парижского трактата, который весь составлен был для ослабления влияния нашего на Востоке. Молдаване, хотя в душе и не довольны исходом дел в княжествах, но, как народ без всяких политических убеждений, – некоторые из них начинают уже уверять, что они ничуть не против иностранного принца и что если они и действовали иначе, то только потому, что не верили в возможность осуществления этой идеи. Что же касается до нашего влияния в Молдавии, то оно никогда не может уменьшиться, так как граница с Россией слишком велика, и так как сношения Молдавии с Бессарабией с каждым годом делаются чаще; с проведением же железной дороги в Бессарабии торговое движение усилится и влияние наше в Молдавии неминуемо увеличится, а известно, что влияние, основанное на торговых сношениях, есть самое прочное и неизменяемое.11-го мая, несколько часов после освобождения политических арестантов, четверо из них: Николай Розновано, полковник Костика Асслан, бывший редактор «Монитера» Нико Асслан и отставной майор Феодор Лацеско[49]
приезжали в консульство (по их словам – депутатами от молдаван) и, не застав меня дома, объявили драгоману моему, что они присланы благодарить Россию за политику ее в отношении Молдавии и просить ее и впредь защищать истинные и национальные стремления молдаван. Я написал об этом официально барону Оффенбергу.Весь народ, да кажется, и сами освобожденные уверены, что их выпустили вследствие приказаний России и Англии, – они и слышать не хотят о том, что им дана амнистия принцем Карлом. Кроме четырех вышеупомянутых депутатов у меня были еще несколько освобожденных – лиц, мне вовсе не известных. Митрополит прислал мне свою карточку в день своего освобождения из-под ареста, с выражением благодарности за участие, которое я принял в его судьбе, и с присовокуплением, что он болен и потому не может лично ко мне приехать; на другой день я отправил к нему моего драгомана с поручением кланяться ему от меня и узнать об его здоровье.
Войско и чиновники присягнули уже на верность принцу Карлу.
Войска двигаются к Дунаю, и румынские офицеры уже помышляют о том, как они будут бить турок.
Засвидетельствуйте, пожалуйста, мое глубочайшее почтение Анне Матвеевне и супруге Вашей.
Надеясь, что Вы, по всегдашней доброте Вашей, дозволите мне в скором времени соединиться с бедной женой моей, остаюсь душевно преданным Вам покорнейшим слугою
И. Лекс
Александрия
3/15 декабря 1866 г.
Секретно
Многоуважаемый Николай Павлович.
Пребывание в карантине, поездка в Каир, свидание с вице-королем, знакомство с делами генерального консульства, наконец, некоторые визиты не позволили мне до сих пор написать к Вам и сообщить Вашему Превосходительству те сведения, о которых Вы интересовались во время пребывания моего в Константинополе: по здешним известиям, достойным уважения, кандийское движение[50]
далеко не в конце, и дела на острове принимают каждый день все более и более неблагоприятный для турок оборот[51]; вице-король весьма недоволен тем, что вмешался в это дело, и не знает только, каким образом выпутаться из него. Действуя согласно Вашим инструкциям, я стараюсь окольными путями уговаривать Его Светлость вывести войска из Кандии под каким-либо предлогом, советуя даже ему произвести легкие беспорядки в Верхнем Египте или в Судане для того, чтобы, пользуясь тем обстоятельством, что ему нужны самому войска для внутреннего спокойствия страны, остаться правым перед Портою. Не знаю, удастся ли мне достигнуть нашей цели, но все-таки я буду продолжать действовать в этом смысле. В Кандии считают двадцать две тысячи египетских войск, но между ними весьма много больных и раненых, – этих последних не далее, как 1/13 декабря привезли сюда около трехсот человек. Французских и вообще иностранных офицеров в египетских войсках, посланных в Кандию, нет, кроме разве нескольких ренегатов.