Румынская рапсодия (СИ)

– М… Я как только вошел в подъезд – сразу понял, что аромат идет из моей квартиры, – мужчина улыбнулся, созерцая идиллию из кастрюль и сковородки на плите.

– И тебе привет, – Арья махнула рукой, отмывая миску от фарша, – Скоро все будет готово.

Она грациозно сняла фартук. Якен задумался о том, что он был бы непротив сам развязать оборки и аккуратно откинуть фартук в сторону.

А потом – посадить ее на стол и развести ее бедра в стороны, вжимаясь между ними.

– Что ты так смотришь?

– А… Нет, ничего. Я просто устал, не обращай внимания.

– Я пойду, наверное. Мне еще надо добраться домой.

Мужчина был немного несогласен с таким поворотом вещей.

– Поужинай со мной. Повар ведь должен откушать своей стряпни, – его глаза хитро блестели, – А потом я отвезу тебя домой.

– Ладно, как скажешь.

Якена немного отвлекало от ужина то, что напротив него сидела довольно миловидная девушка. Вернее, неглубокий разрез на ее водолазке из черного спандекса. И сама водолазка, выгодно облегавшая небольшую, округлую грудь. Хотя. Арья — небольшого роста, и у нее как раз все в порядке с пропорциями.

– Хочу перца, – она потянулась за перечницей, наклонившись над столом.

Вырез немного сполз, обнажив немного больше, чем следовало. Девушка не задумывалась о том, что происходит в этот момент в сердце у Якена.

Мужчина потупил взгляд, изучая мясо и куски овощей в тарелке, стараясь не думать о том, что ему бы хотелось заглянуть за тот чертов вырез и исследовать то, что он скрывает, куда детальнее.

И о том, что он куда сильнее ее.

Якену стало жарко. Виной всему слишком горячий суп, да.

– Ты такой тихий… День был тяжелым?

– Ага… Не обращай внимания. Я так… просто задумался.

– О чем?

– О закаточных ключах. Тебе, может быть, это и непонятно, но, как по мне – любой, выросший в странах бывшего соцлагеря знает о том, что такое закаточный ключ, и как им пользоваться, – мужчина умело соврал, припоминая свое утреннее настроение.

– Пф, напугал ежиху голой задницей. Я тоже знаю что это, и с чем его едят. Спасибо летним поездкам на дачу и тазам с помидорами, огурцами, баклажанами, перцами и прочим добром, – Арья недовольно нахмурилась, – Но, мне более интересно – откуда у мужчины такие познания? Ты любишь делать закрутки на зиму?

– Нет. Тут другое. Родители моей мамы жили в небольшой деревне в пяти километрах от Сибиу. По сути, сейчас это уже считается городом, но, не суть важно. Я часто приезжал к деду Михаэлю и бабушке Богдане летом, иногда на автобусе, иногда-велосипедом. И, я не знаю, почему, но мне особенно нравилось закатывать банки. Я помню, как увидел этот процесс впервые – мне было пять лет . Тогда мне необычайно понравилось, как бабушка крутила ключом туда-сюда, подкручивая колесико. В семь лет я попросился ей помогать. И с тех пор я только и ждал начала поры консервации. Это же сколько банок можно было закатать, mamma mia! Однажды банка была с дефектом, и нечаянно лопнула, когда я ее закатывал. В ней был вишневый компот. Я обварил себе ноги, поскольку мне было легче закатывать банки, стоя на коленях на половике – чтобы потом сразу же положить их на бочок и проверить на герметичность. Осколки порезали мне ладони – я по инерции попробовал словить то, что осталось от банки. Бабушка вынесла меня на улицу и засунула в лохань с холодной водой. Я был в шоке и смотрел, как она мажет зеленкой, а потом-бинтует мою руку.

Дед Михаэль принесся с работы и тут же повез меня в больницу. В больнице мне дали какой-то укол, выписали таблетки и порошок с антибиотиком. Я не слишком сильно обварился и в принципе быстро выздоровел. Но бабушка с дедом изрядно перенервничали, – он показал свои шрамы на ладонях, – Видишь, как бывает.

Арья взяла его ладони в свои, поглаживая шрамы большими пальцами. В ее глазах застыло какое-то смешанное выражение.

– Бедняжка. Наверное, потом они долго заживали.

– Ну, недели две. Наверное. Я уже точно не помню, – мужчина пожал плечами, – К школе то они зажили точно.

– Тебе было тяжело? Ты же левша. Ну, я заметила, что ты все делаешь левой рукой. Кроме письма – список покупок ты написал правой.

– А? А, вот оно что, – мужчина засмеялся, – А ты наблюдательная. Ну, так себе.

– Тебя, наверное, переучили в школе.

Губы Якена сомкнулись в тонкую нить.

– Да. У нас была строгая идиотка-училка, наверное, с маньячными наклонностями. Кроме меня в классе была еще девочка-левша. И этой дуре, походу, нравилось избивать нас металлической линейкой за то, что мы писали левой рукой. Или у нее была какая-то затаенная ненависть к немцам, я не знаю. Просто у нас обоих были немецкие фамилии, – он невесело улыбнулся, – Брындуша плакала и пробовала писать правой рукой, я просто отказывался писать. За это меня били еще сильнее. И, блять, никому в школе не было дела до того, что над детьми так издевались. Долбанная социалистическая система. Надо быть как все, – голос мужчины глухо рокотал, – Поэтому, я ненавидел социализм еще с раннего детства. И не понимаю, как некоторые умудряются скучать за тем дерьмищем, что было. Бедность, отсутствие продуктов, постоянные напряги, отсутствие возможностей…