Румынские сказки

— Да наградит тебя господь всемилостивый, — поблагодарила бабка, — и да продлит он дни твои, королевич. Знай — большое счастье на твою долю выпало. Вскорости станешь ты царём, да таким, что не будет тебе равного на всей земле — самым любимым, славным и могучим. А теперь, чтобы ты уразумел, как может тебе помочь твоя доброта и милосердие, сиди смирно, смотри мне прямо в глаза и слушай хорошенько, что я тебе скажу. Пойди к своему батюшке и попроси у него всю ту справу, что при нём была, когда он ещё в женихах ходил: коня, оружие и одежду. Коли добудешь всё это, сможешь добраться туда, куда братья твои дойти не сумели. Эту честь судьба тебе уготовила. Отец твой воспротивится, не захочет тебя отпустить, а ты настаивай, проси его, как положено, вот и уговоришь. Платье же то — старое и потрёпанное, да и оружие ржавчиной изъедено. А коня ты сумеешь найти, коль поставишь посреди табуна поднос с горящими угольями. Какой конь придёт жар поедать, тот и повезёт тебя на царство и убережёт от многих бед и напастей. Только запомни хорошенько всё, что я тебе говорю.

Может, ещё придётся нам где-нибудь свидеться: гора с горой сходятся, а человек с человеком и подавно.

Не успела бабка закончить свою речь, как увидел королевич, что окутало её белое облако и стала она подниматься в воздух, всё выше и выше, пока совсем с глаз не исчезла. До того удивился и устрашился королевич, что даже дрожь его бить начала, но потом воспрянул духом, уверовал, что сумеет совершить задуманное, пошёл к отцу и сказал ему:

— Дозволь и мне, батюшка, пуститься в путь-дорогу, как мои братья; хочу и я испытать своё счастье. Будет ли мне удача, или нет — не знаю, только наперёд обещаю, что домой не вернусь, пусть даже сама смерть повстречается мне на дороге.

— Не ждал я, сынок дорогой, услышать от тебя такие слова, — удивился король. — Твои братья трусами оказались, и теперь нет у меня на них никакой надежды. Может, ты будешь посмелее, только мне что-то не верится. Но ежели непременно хочешь ехать, я тебя не держу. Вот лишь боюсь я очень, как бы тебе тоже по дороге чудище какое не повстречалось и не опозорился бы ты. Коли же так случится, то прямо тебе говорю — в мой дом я тебя больше не пущу.

— Что же делать, батюшка, человек должен всё испробовать. Попытаю и я счастья, а там — как уж мне на роду написано. Только, прошу тебя, дай мне на дорогу коня, оружие и платье, всю справу, что при тебе была, когда ты ещё в женихах ходил.

Короля, видать, эта просьба не больно обрадовала, нахмурился он и ответил:

— Эге-гей, сынок дорогой, твои речи напомнили мне песню, в которой говорится:

Конь одряхлел, а витязь молодой,
Не идти им дорогой одной…

Кто знает, где гниют теперь кости коня, на котором я тогда красовался. Не жить же ему человечий век! Тот, кто тебя надоумил, видно, был не в своём уме… или, как в поговорке говорится: пошёл ты дохлых лошадей искать, подковы с них снимать.

— Батюшка, больше я у тебя ничего не прошу. Жив ли тот конь, подох ли — моя забота, а только хочу я знать одно: даёшь ты мне его или нет?

— Ладно, сынок, я не противлюсь, будь по-твоему, но никак я не пойму, где ты его возьмёшь, ежели его давно нет на свете?

— Это уж моя печаль, батюшка; хорошо, что ты мне его отдал. Жив ли он, нет ли, — ежели разыщу, моим будет.

Забрался сразу же королевич на чердак и стащил оттуда уздечку, повод, хлыст и седло, всё пылью покрытое, ссохшееся, старое-престарое, как сама земля. Потом спустился в сводчатую кладовую и достал платье, тоже старое-престарое, лук и стрелы, меч и палицу, ржавые-прержавые, почистил их хорошенько и отложил в сторонку. Наполнил он затем поднос горящими угольями, пошёл в табун и поставил поднос на землю. Вдруг из самой середины табуна приковыляла полудохлая кляча, косматая и такая костлявая, что все рёбра перечесть можно, пробралась она прямо к жаровне и давай угли горящие поедать. Королевич огрел лошадь уздой по голове и прикрикнул:

— Ах ты, кляча поганая, что же это такое, из всех коней только ты и нашлась горящие угли жрать? Посмей ещё разок сунуться — совсем ноги отобью!

Начал королевич перегонять коней с места на место, и вот на тебе, — снова вылезла та же худоба полудохлая и вновь хвать! — полный рот угля. Королевич хлестнул её ещё рае что было мочи уздой по голове и снова давай коней с места на место водить, авось объявится настоящий скакун и жара отведает. Только и в третий раз приковыляла тот же одер и как начал жар пожирать, так ничего на подносе не осталось. Пуще прежнего разъярился королевич, хватил его снова что было сил по голове, а потом набросил на него узду да подумал:

«Даже не знаю, что с клячей делать — с собой брать или отпустить? Боюсь, все смеяться станут. Чем на таком коне, уж лучше пешком».

Раздумывает он, как быть — брать лошадь или не брать, а одер в это время встряхнулся три раза и оборотился в гладкого скакуна-трёхлетку, да такого пригожего и ладного, что не найти подобного во всём табуне. Посмотрел он королевичу прямо в глаза, да и говорит: