Руна

Прошли в длинный коридор, покрытый красной дорожкой, белые стены украшали картины. В самом конце располагался стол администрации. За ним девушка. Она подняла голову, вопросительно взглянула.

— Покажи, — велел Клод.

Мы в ее сопровождении, пошли к первому номеру. Она открыла дверь. Там внутри в полумраке комнаты виднелась массивная кровать с балдахином, на полу ковер, сбоку диван, у зашторенного окна два кресла и столик. Напротив изножья кровати, кресло, в котором сидела женщина. Средних лет, обыкновенного телосложения. На ее голове широкополая шляпа, на руках перчатки, на длинных ногах черные шпильки. Это все что на ней одето.

Клод указал на кресло, я села, и попыталась рассмотреть лицо. И пока пыталась, поняла, номер наполняется водой. Будто не номер, а большой меблированный бассейн. Вода прибывала стремительно. Я вопросительно посмотрела на него, тот смотрел на женщину.

В следующее мгновение, когда все оказались по щиколотку в воде, нечто схватило за ногу. Я взвизгнула, завыла, так как оно походило на щупальца, тащило вниз. Руками я цеплялась в подлокотники. Не помогало.

Резкое движение и я под водой. Голая. Тонны воды сверху. Выхода нет. Паника в теле, в душе, в разуме, окутывает сумасбродностью отчаяния. И тишина. Мертвое безмолвие. Несколько ударов сердца, боль в легких от выгорания кислорода, и адреналина в венах, а затем давящий холод.

Дергаюсь, выпуская воздух пузырями. Закрыла глаза, перестала сопротивляться. Подумала, пусть будет, если это последний мой миг, фантазией. Пусть будет Клод. Его лицо я представляла лучше всего. И появился Клод, целующий меня между ног. И хотя в воде, удовольствия от этого мало, оно все равно ощущалось. Стало щекотно-приятно. Необычно хорошо, от того, как он посасывает там губами, двигает языком. Только после этого, сообразила, я в иллюзии. Напряженно за сопротивлялась реальности, силясь прекратить, вырваться из ненавистной. Вспомнила, что дышать нечем и отключилась.

Открыла глаза и поняла, что продолжаю сидеть в кресле. Клод сидит рядом и с любопытством смотрит на меня. Женщина тоже. Я вскочила, как ужаленная, выскользнула за дверь. Он вышел следом, положил руки на плечи, пока я сама себя обнимала, прижал к себе.

— Это иллюзии и только.

По моим щекам расползались пятна стыда, тело трясет от случившегося. Все казалось реальным. Настоящим. Настолько, что в реале, даже сейчас меж ног все смущающие не правильно. И стыдно, безумно стыдно.

— Ты все видел, — подняла голову, ощущая, как невыносимо горит лицо.

— Это называется перекресток функционалов. Ты ее иллюзию перекрыла своей и меня втянула, — мужских губ коснулась насмешливая усмешка, пока я заглядывала в его бессовестные глаза.

Так значит целовал? Целовал туда, потому что хотел. От возмущения, зашатало. А Клод, на минуточку, наставник и старший по званию. И он знает, да что там знает, поучаствовал. Я же, как дура, сама подставилась, буквально.

— Пошли, посмотрим других, — велел он.

Мне хотелось выплюнуть лишь одно. Большое НЕТ. Нет, и все. Не хочу я ничего больше смотреть. Не хочу я видеть подобное. А уж как позорится не хочу, словами не выразить.

— С первого раза поняла, — пробормотала, рдяная как свекла, с бешено колотящимся сердцем.

— Нужно, Лиза.

Было унизительно и познавательно. Настолько поучительно, что когда мы сели в машину на опушке леса, мои щеки вовсе уже не горели от стыда и непристойностей, а запеклись и подгорели в пирожок из фантазий, несуразностей и пошлостей.

Бордель ведьм полон чудес на любое извращенное желание клиента, любой каприз и вкус. В нем, точно под гипнозом, внушались разные выдумки. Но за этим стояли женщины. Иллюзионистки, день за днем реализующие чьи-то горячие вымыслы. Много ли в этом счастья? Бордели ведьм отличались по классам, по уровню мастерства. И в них тоже работали свои агенты, осведомители, шпионы. Для такой как я, неудачницы, поздно обнаруженной отделом 81, государство могло предоставить только это.

Глава 7

Клод

Я смотрел на ее костюм, блузку, на лицо, ставшее зрелым и еще более дорогим, и сожалел. Глаза зеркало души, ее стали осознанней, ныне не отражали, что внутри. А тогда, в глазах плескался девичий внутренний мир. Наивный, добрый, почти детский, полный страхов и ненависти. Все чувства разом, что рождались и умирали в ней. Она ненавидела быть функционалом.

Я сам в функционалы пришел поздно. Дар не проявлялся. Рос обычным деревенским мальчишкой, матери по хозяйству помогал. Когда отец уходил в плавание, знал, я за старшего. Больше нам не на кого положится. Мать вышла замуж против воли семьи и высокомерного папаши генерала. Мой дед ненавидел отца, драл глотку матерками, стоило заговорить о нем. Но тогда я не знал всего этого. Мечтал стать, как отец моряком-подводником. А в тринадцать лет детство закончилось, одним звонком. А потом посыпались новости из телевизионных передач. Подлодка, на которой служил отец, затонула. Некоторое время мать и я метались от надежды к горю, нам пришлось его похоронить. Тогда дар и проявился.