Руна на ладони

На мгновенье его вдруг охватили сомнения. Может, плюнуть на все и уйти в Ульфхольм? Зажить там с молодой женой, а люди пусть сами разбираются между собой?

Ульф нахмурился. Если Торгейр погибнет этой ночью, власть захватит Гудбранд. Вернее, Сигтрюг, стоявший за его спиной. Хальстейн, средний сын Олафа, уплыл слишком далеко, и вернется не скоро, а к его возвращению в Нордмарке многое изменится…

Ни Сигтрюг, ни Гудбранд оборотней не любят. И как знать — может, в своем видении Свейта увидела, как инеистые и огненные добрались именно до Ульфхольма.

Но даже если это был Нордмарк… если в Эрхейм придет беда, морские пределы останутся беззащитными. И тогда нигде, даже в городе волков, не отсидеться.

Решение принято, подумал Ульф.

Он нагнулся и принялся разуваться. Волку, жившему в нем, этой ночью будет проще без человеческой обуви.

***

Лодка скрежетнула по камням. Четверо из людей Торгейра тут же спрыгнули в воду, подтянули её поближе к берегу, оступаясь в набегавших волнах. Помогли выбраться сыну конунга.

Ульф спрыгнул последним. Сразу же вцепился в борт, рванул, затаскивая лодку на камни.

Волны налетали, окатывая пеной и брызгами. Одежда мгновенно промокла. В крепость Ульф отправился в одной рубахе и штанах — даже легкую кольчугу, в отличие от Торгейра, не надел. Железо сковывает движения…

«Черный волк» стоял на якоре в половине полета стрелы от берега. Альвов огонь, зажженный на мачте, ходил из стороны в сторону, высвечивая драконьи головы на носу и корме.

— Я понимаю, почему ты выгнал моих людей со своего корабля, — громко заявил Торгейр, уже стоявший между двух валунов, там, куда не доставал прибой. — Но принимаю это как знак недоверия!

Ульф молча вытянул лодку на берег, бросил пару слов — и суденышко начало собираться в ком. Небольшой, высотой ему по колено. Оборотень поднял его, понес к валунам, где стоял Торгейр…

И лишь там, повысив голос, чтобы перекричать гул прибоя, ответил:

— Это мой драккар! Мне и решать, кто на нем останется!

На «Черном волке» уже выбирали якорные цепи — Ульф слышал их погромыхивание сквозь шум волн, разбивавшихся о камни. Потом он разобрал возглас Сигварда:

— Викар, переложи правило на две ладони вправо! Если камни будут близко, дожми ещё! Не дай прибою отбросить нас к камням!

Альвов огонь на мачте качнулся сильней. «Черный волк» уходил в сторону открытого моря.

— Твой драккар уплывает? — с изумлением выкрикнул Торгейр, наконец-то понявший, что происходит. — Измена, Ульф?!

— Хватит орать, — проворчал оборотень, оттаскивая сложенную лодку ещё дальше, к скалам, встающим над бухтой. — Я не глухой. И так слышу.

Торгейр в два шага догнал его. Рядом с сыном конунга толпились люди из его стражи. Кожу под гривной тут же обожгло…

— Я говорил — утром мне понадобится твой корабль, чтобы войти в Нордмарк!

— А сколько драккаров тебе нужно для этого, Олафсон? — рявкнул Ульф. — Тех двух, что скоро придут в эту бухту, недостаточно?

Следом оборотень развернулся — и глянул на Торгейра, лицо которого освещал фонарь с альвовым огнем в руке стражника. Сказал-то он наобум…

Олафсон одно мгновенье неверяще смотрел на него — а потом скривился.

— Ты знаешь? Откуда?

— Почуял! — крикнул Ульф. — Я же волк, Торгейр! Так мы идем или не идем?

Он запихнул ком сложенной лодки в небольшую расщелину между скал, развернулся. Добавил уже спокойно:

— Я готов. А ты?

— Эцур, — буркнул Торгейр. — Оставьте мне фонарь. Отведи наших на другую сторону бухты. Подождете моего возвращения там. А ты, Ульф… иди за мной.

Один из воинов протянул сыну конунга крохотную кованую клетку, в которой сиял шарик альвова огня. Олафсон принял её, молча развернулся и начал пробираться между камней к южному берегу бухты.

Ульф, пригибаясь, двинулся следом. Обратно в человека он оборачиваться не стал, гривна по-прежнему лежала поверх рубахи — и облик у него сейчас был звериный. Ещё не волк, но уже не человек…

Меч из стали темных альвов, висевший на боку, приходилось придерживать, чтобы лезвие не било по валунам. Этот клинок Ульф прихватил на всякий случай — мало ли с кем придется встретиться. В этой истории уже были замечены йотуны, а против них обычный меч бесполезен.

***

— Тут, — сказал Торгейр, останавливаясь. — Вроде бы тут… сейчас проверю.

Он вскинул руку, и серебристый стерженек, висевший на шнурке, тут же закачался. Заходил ходуном…

— Здесь, — уже довольно заявил Олафсон.

И прыгнул с одного валуна на другой — в сторону скалы, на которую указывали рывки стерженька.

Ульф скользнул за ним. Догнал Торгейра уже перед скалой, острым клином выступавшей из отвесного каменного склона.

Серебристый стержень, свисавший на шнурке с запястья Олафсона, больше не раскачивался — застыл в воздухе горизонтально, нижним концом указывая на скалу. Торгейр, помедлив, подхватил его, сжал в кулаке. Тут же перевесил на запястье руки, державшей стержень, фонарь, зачем-то освобождая правую руку. Бросил слово, гасящее альвов огонь.

Но в последних отблесках гаснущего света Ульф ещё успел заметить, как камень выступа словно колыхнулся — и пошел темными волнами…