Руна смерти

Притихла и Лилька, идущая практически налегке. Как-то так получалось, что первым делом опустошали именно ее рюкзак. Оттуда доставали хлеб, масло, крупы, сахар или соль. Ленкин рюкзак, например, не вскрывали ни разу. Предлагать же Кочетковой тянуть чужой груз не рискнул никто. Тем более что сама Лена молчала, куда уж лезть остальным.

К полудню наша скорость неприлично упала. Даже Вован подрастерял свой энтузиазм и уныло брел рядом со всеми. Не пытался оторваться и уже не претендовал на роль первооткрывателя. Как и все, он терпеливо ждал двенадцати часов дня, соблюдая договоренность.

На обед мы остановились в довольно уютной тенистой лощине. Кстати, ровно в три минуты первого, что наполняло наши сердца чувством законной гордости.

От рюкзаков избавлялись, как от кровных врагов. Пропотевшие кроссовки сбрасывали – дружнее не бывает. Затем занялись кто чем, по физическому состоянию каждого и по его же душевной потребности. Расстановка сил была стандартной, она никого не удивляла и не раздражала.

Взять Серегу: он тут же растянулся на травке. Лилька, избавившись от своего невесомого рюкзачка, сразу же оживилась и стала наматывать круги вокруг стоянки – знакомилась с окрестностями. Мы с Вованом и Витьком быстренько приволокли дровишек и разложили костер. Лена хлопотливо склонилась над котелками, размышляя над сегодняшним меню.

Когда на огне забулькала, распространяя аппетитнейшие запахи, традиционная гречневая каша с тушенкой, все расслабились. Витек привычно расчехлил гитару, чтобы поиграть. Но, взяв несколько аккордов, он неожиданно поморщился и убрал инструмент в сторону.

– Ты чего, заболел? – удивился я.

– Да нет, просто не хочется.

Лена разочарованно вздохнула. Витек прилег рядом с Серегой и принялся задумчиво жевать какой-то стебелек.

Мы переглянулись. Недовольная Лилька выразительно покрутила пальцем у виска: чтобы Казанцев САМ отбросил гитару…

Витек, и это знала вся школа, мог играть всегда и везде, невзирая на окружение, самые непотребные шумы или нешуточную тряску. Со своей гитарой он практически не расставался. И на нашей памяти – а мы знали друг друга с ясельного возраста – ни разу добровольно не отложил инструмент.

Сегодня – впервые.

– Точно, заболел, – приподнялся на локте Серега. – Вон, бедолага, даже побледнел весь, и с личика спал, гадом буду…

– Не трещи, – лениво возмутился Витек. – Говорю же: просто играть не хочется. – Он потянул в рот следующую травинку.

Но Орлова с затеи сбить трудновато. Вернее, невозможно. Особенно если он собрался развлечься и между делом посмешить остальных.

– Так ведь и я о чем? – озабоченно покачал рыжей головой Серега. – НЕ ХОЧЕТСЯ! ТЕБЕ! Лечиться надо, пока не поздно. Я дело говорю.

Казанцев промолчал. Вован вдруг вспомнил вчерашний переполох. И мрачно уставился на Серегу, буквально гипнотизируя его недобрым взглядом.

Каша еще не была готова. Запах, исходивший от парующего на огне котелка, мог свести с ума любого. А уж оголодавшему Вовану много ли нужно? Вон как смотрит…

Эта мысль Орлову не понравилась. И заставила осторожного Серегу переместиться поближе к Лене. Он даже для вида подбросил в огонь какие-то мелкие веточки.

Скучающая Лилька продолжения так и не дождалась. Она разочарованно фыркнула и начала с преувеличенным интересом рассматривать притихшего Витька.

– Слушайте, а он и впрямь бледноват, – наконец заявила она.

– Отстань, – вяло огрызнулся Казанцев.

– Говорю ж – болен, – обрадовался поддержке Серега. – Даже могу сказать, в чем дело…

Я фыркнул. Орлов понизил голос:

– Помните его вчерашние вопли и руну? Ну, ту, на Сашкином рюкзаке! Так вот…

Но продолжения мы не услышали. У голодного Вована кончилось терпение, и он полез пробовать гречневую кашу.

Этот процесс опасно затянулся, и, как следствие, народ заволновался. Мгновенно были забыты все болезни, мнимые и реальные. Такие, например, как сбитый палец на ноге.

Мы так и не узнали, к чему именно Серега собирался приплести несчастную руну.

* * *

После обеда мы поняли: все, виденное нами ранее, дикой природой мог бы назвать только дилетант, не отходивший от родного города дальше чем на километр-другой.

Дикие, нехоженые места только начинались. И, если честно, уже вгоняли нас в дрожь. Нешуточную. Особенно когда стали попадаться чужие следы. Не человеческой обуви, естественно!

Почва сделалась более влажной. В низинах начали встречаться подернутые зеленой ряской лужицы. Именно там мы в первый раз увидели звериные отметины. На мокрой глине их заметил бы любой. Сохранились они прекрасно, хоть слепки делай. И если следы копыт нас мало встревожили, то вот крупные собачьи…

– Волк! – потрясенно прошептала побледневшая Лилька.

Она уселась на корточки и зачем-то поковырялась во влажной земле пальцем. Потом испуганно выдохнула:

– Свежие!

– Да с чего ты взяла? – неискренне удивился я. – В жизни не слышал, чтобы свежесть следа определяли пальцем! Или ты носом чуешь, аки пес добрый?