Руна жизни

Базунов, напевая «я встретил вас, и всё былое», извлёк из холодильника баночку чёрной икры.

— Кучеряво живёт твой приятель.

— Я же тебе говорил, что он работает с буржуями. От жены немало антикварных безделушек осталось. Поверь, пользы от него для нашего государства больше, чем вреда. Давай за встречу…

— Хорош коньячок, — цокнув языком, оценил генерал, — а вот водочка не очень, наверное, польского разлива.

— Да, похоже, кто-то ехал через Польшу.

— Слушай, полиглот, что ты там шептал у себя в кабинете за папкой «Истинно. Достоверно. Действительно»?

— А, это из скрижалей Гермеса Трисмегиста.

— А я кроме закона подобия из его изречений ничего и не помню. Как там, «что на верху, то и внизу, и наоборот»?

— Если быть абсолютно точным, то это звучит так «То, что находится внизу, подобно находящемуся наверху, и то, что находится наверху, подобно находящемуся внизу, ради выполнения чуда единства». Я понял так, что ты ко мне по делу, а не за тайной «чуда единства».

— И по делу, Коля, и за тайной «чуда единства». Я хочу у тебя некоторые свои сомнения развеять о «новом».

— Да я бы рад их развеять, Нилыч, но боюсь, что не получится. Что же в вашем ведомстве нет на него досье?

— Если и было, то, думаю, уже нет, да и до московских дел у нас руки коротки. А вот в вашей конторе, я знаю, более горизонтальная структура. Ты же наверняка копался в его прошлом.

— Конечно, копался.

— Что-то есть?

— Есть. Ты не обижайся, но тебе лучше этого не знать. Спать перестанешь, да и что мы можем сделать? Нас, стариков, скоро выкинут, как балласт.

— Ты меня, Коля, не береги, давно уже плохо сплю. Неизвестность хуже. Пойду искать по другим источникам, пока не узнаю.

— Вот этого делать не надо, долго не протянешь. Ты даже не представляешь, какие силы его поддерживают. Они даже голод могут организовать! Страна и так уже на талонах, позор на весь мир. А эти митинги, антисоветские организации… Ещё вчера подобное не могло и присниться. Такое ощущение, что за всем этим один режиссер, и театр у него мирового масштаба!

— Говори. Я своё прожил, может, напоследок что-то ещё успею сделать. Кстати, у нас, похоже, ликвидируют сионистский отдел. Мне это очень не нравится и настораживает.

— Ничего, Коля, мы уже не сделаем. Я пытался зондировать почву. В лучшем случае можно запастись на будущее информацией и отслеживать процесс, но изменить его мы уже не в силах. Всё идет к большой катастрофе.

— Что в худшем случае?

— Рост сепаратизма, межнациональные конфликты, распад страны. Будет всё, что предлагали ещё троцкисты в тридцатые.

— Я так далеко не заходил в своих предположениях. В худшем случае допускал многопартийность, политическую и экономическую дестабилизацию.

— Ты, Николай, оптимист. Ты вот только немецкий знаешь, да и то уже, наверное, забыл. А я ведь кроме английского ещё и французский, и итальянский выучил. У меня есть возможность читать их прессу и слушать радиопередачи. На краткие переводы и стерильные сводки аналитического отдела не надеюсь. Тут по одним каналам три пунктика из программы мне подкинули. Цитирую по памяти: «Первое — системный развал существующего политико-экономического устройства. Второе — переворот и форсированное внедрение рыночной экономики по типу «дикого капитализма» периода первоначального накопления капитала. Третье — провоцирование хаоса и неразберихи как средства мобилизации масс на борьбу с властью под лозунгами о восстановлении социальной справедливости». Вот, Юра, как хитро сформулировали.

— Так это же, Евгенич, две гражданских войны!

— Первая, думаю, будет без крови. Народ купят обещаниями и капиталистическими побрякушками. А вот вторая умоет кровью всех.

— И ты так спокойно говоришь об этом?!

— Спокойно, Юра, потому, что уже переболело. Мне не ведомо, что вы там делаете в своем политическом отделе, но знаю точно — качественной информацией вы не владеете. Вот ты уже пять лет, как генерал, и что нового тебе открылось? Вас бросили на борьбу со всякой диссидентской швалью. Вы в ней и утоните. Власть, генерал, не массы берут, её берут сверху, и ты знаешь это, но как марксист боишься в этом признаться, боишься обрушить лубочную историю партии. Да, Юра, чтобы сменить власть в нашей огромной стране достаточно сговора десятка людей. Ты что, забыл как ставили Хрущёва, а потом Брежнева?

— Но мы не меняли идеологию и строй. Не провоцировали волнения и гражданскую войну.