Рунетология. Кто управляет русским Интернетом?

Так нам и пришлось заняться изучением рекрутинга. Полгода мы вкладывали какие-то ресурсы в развитие сайта, он стал самым посещаемым рекрутинговым сайтом на тот момент. Тогда было пять тысяч посетителей в день, и это было очень круто.

– Это было в 2001 году?

– Да, для того времени это было много. Сейчас хорошая группа «ВКонтакте» или на Facebook в день имеет подобную посещаемость, и никого это не удивляет. Тогда интернет был меньше, людей было меньше, и посещаемость в пять-десять тысяч посетителей в день считалась очень хорошей. К нам тогда пришли товарищи из одного известного инвестфонда и предложили продать им кусочек Superjob. Они сказали, что миллион они нам не дадут, но 200–300 тысяч за пятнадцать процентов готовы дать, и тут нам стало интересно: что же мы такое сделали, раз нам предлагают такие деньги? Мы даже представить себе не могли, что Superjob столько стоит, потому что буквально за полгода до этого предложения планировали продать все это за три тысячи долларов.

– Кто первый начал брать деньги с пользователей?

– С 1 января 2003 года мы начали брать деньги с пользователей. Это была очень простая история. После того как к нам пришел тот самый инвестфонд, мы начали разговаривать с другими инвесткомпаниями, и вроде всем было интересно купить кусочек Superjob. А потом упал NASDAQ, и все перестали покупать что-либо.

Superjob требовал все больше и больше ресурсов, а зарабатывать на баннерах у нас не получалось. Никто их не хотел покупать, и мы думали, как на этом можно заработать, потому что посещаемость и популярность продолжали расти.

Рассуждая стандартным способом, мы подумали, что у нас есть витрина, к которой надо пристегнуть интернет-магазин. Мы решили открыть кадровое агентство, которое будет самым крутым кадровым агентством в стране. А сайт будет продавать наши услуги. Казалось бы, все логично.

Мы наняли лучших рекрутеров рынка и сняли шикарный офис на Старом Арбате. Заказов у нас было больше, чем мы в состоянии были выполнить. Проблем с продажей наших услуг не было, а вот с исполнением заказов возникали сложности. Агентство было то в плюсе на 10 тысяч долларов в месяц, то в минусе на 20 тысяч, и в течение года все так и болталось. В какой-то момент я сказал, что всем этим я буду рулить сам.

Я возглавил агентство, начал общаться с рекрутерами, заказчиками, мы перевели всех на предоплату. На тот момент с нами ни одно рекрутинговое агентство не работало по предоплате, да и сегодня это нечасто встречается. Все получают деньги после выполнения заказа. Поработав два месяца, я понял, что мы можем иметь любое количество заказчиков, но люди – это такой материал, что ничего гарантировать заказчику нельзя.

Например, мы подбирали главного бухгалтера. В тяжелой кризисной ситуации человек должен был выйти на работу и сменить старого главного бухгалтера, потерявшего доверие. Человек подписывал job offer, в пятницу говорил, что выйдет на работу, а в понедельник на работу не выходил. Мы дозванивались до человека, спрашивали, почему он не вышел, и получали ответ «Передумал».

Я брал ту самую предоплату, которую мне уже заплатили, и коньяк, лично ехал к заказчику, просил прощения и возвращал деньги. Когда за две недели моей работы произошло три подобных случая, я понял, что не хочу заниматься рекрутинговым бизнесом, что это тяжелый хлеб.

Мы с партнером сели в бане и думали, что же делать дальше. Мы имели самый посещаемый в стране рекрутинговый сервис, он продолжал расти, у нас были работодатели и соискатели, но нам было непонятно, где деньги. Мы и решили начать брать деньги с работодателей. Это было в октябре 2002 года. В течение месяца мы подготовили все регламенты, биллинговую систему, и с 1 января 2003 года мы стали брать деньги за размещение вакансий и за доступ к базе резюме.

– До этого времени проект был бесплатным?

– Да. Вначале мы думали, что, когда будет большой трафик, у нас будут покупать баннеры по сто долларов за тысячу показов, ну, или хотя бы по десять долларов. Потом стало понятно, что этого не будет никогда. Этого нет и сейчас. Реклама у нас продается, но в нашем обороте она занимает порядка полутора процентов, и мы не стремимся увеличивать эту долю, хотя в абсолютном выражении количество приходящих денег все время увеличивается. С точки зрения дохода от основного сервиса это деньги, которыми можно пренебречь.

– 98,5 процента – это поступления от работодателей?

– 97 процентов, потому что у нас есть еще исследования, которые приносят определенный доход, плюс мы запустили новый проект по временной работе. Это коммерческий сервис, он тоже начинает монетизироваться, какие-то денежки уже пошли.