В те дни экзаменаторы были простыми служащими университета. Они были обычными мирянами, и их экзаменационные процедуры состояли лишь из письменных тестов. Но после Бедствия и в последовавшее смутное время университет оставался символом Порядка. Постепенно его влияние росло. Писались истории, делались выводы, опасные книги прятались. И потихонечку, осторожно власть сменила хозяина. Теперь она принадлежала не королям или воителям, а отделу записей и небольшой клике историков, ученых и богословов, которые назначили себя единственными летописцами Бедствия.
Хорошая Книга стала вершиной их трудов: история мира с его едва не состоявшимся разрушением силами Хаоса, каталоги мирового знания, науки, философии и медицины, список заповедей, гарантирующих, что в будущем Порядок обязательно восторжествует.
Так зарождался Орден. Его члены — не вполне священники, не вполне ученые, хотя обладающие чертами и тех и других, — с годами становились все более могущественными. К концу первого столетия после Бедствия они распространили свое влияние далеко за стены университета, в мир за ними. Они контролировали образование и следили, чтобы грамотными были только священники, члены Ордена и их подмастерья. Понятие «Университет» разрослось, стало «Универсальным городом». Шли годы, люди забыли, что когда-то книги и учеба были доступны всем, и начали верить, что все всегда было так, как сейчас.
С тех пор Орден рос и рос. Король красовался на монетах, но сколько их чеканить — решал Орден; Орден управлял парламентом, армия и полиция тоже находились в его ведении. Орден был несметно богат, он обладал привилегией захватывать землю и собственность всех, уличенных в нарушении Закона. Он постоянно набирал новых членов, в основном из духовенства, а также и студентов, начиная с тринадцати лет. Эти подмастерья, которые отказывались от своих имен и отрекались от семей, часто превращались в наиболее рьяных сторонников Ордена и неустанно карабкались вверх по служебной лестнице в надежде, что однажды их сочтут достойными получить ключ от Книги Слов.
Все слышали о том, как один подмастерье донес Ордену, что его отец не посещает молитвы, как какую-то старуху подвергли Чистке за то, что она украсила колодец желаний или завела кошку.
Край Света, конечно, привык к этому; но если бы кто-нибудь сказал Мэдди Смит, что житель Мэлбри — пусть даже такой тщеславный и тупой, как Нат Парсон, — намеренно привлечет внимание экзаменаторов, она бы никогда этому не поверила.
Через два часа коридор расширился, тусклый свет слабо отразился от покрытых слюдой стен. Кислый запах погреба, наполняющий подземелья холма, больше нисколько не беспокоил Мэдди. Вообще-то сейчас, когда она об этом задумалась, ей показалось, что воздух стал приятнее, чем прежде, хотя заметно похолодало.
— Мы приближаемся к Спящим, — отметила она.
— Ага, мисс, — согласился Сахарок, который нервничал все сильнее и сильнее по мере того, как они продвигались к своей цели. — Недолго осталось. Ну ладно, я свое дело сделал, и если никто не против…
Но взгляд Мэдди упал на что-то, на светящуюся точку, слишком бледную, чтобы оказаться пламенем костра, и слишком яркую, чтобы быть отражением на камне.
— Да это же дневной свет! — Ее лицо просияло.
Сахарок поразмыслил, не поправить ли ее слова, затем пожал плечами.
— Это Спящие, мисс, — тихо произнес он.
И в этот миг его отвага окончательно истощилась. Он многое мог вынести, но с него довольно. Для всякого гоблина настает время собирать остатки смелости и бежать. Сахарок-и-кулёк повернулся и припустил.
Мэдди подскочила к свету, слишком возбужденная, чтобы задумываться о дезертирстве Сахарка или о том, что свет на самом деле вовсе не похож на дневной. Он был холодным и серебристым, как бледный краешек летнего предвестника рассвета. Он был слабым, но вездесущим. Мэдди видела, что он окутывает стены коридора молочным свечением, выхватывая частицы слюды в скале и подсвечивая струйки пара, которые вылетали изо рта Мэдди в морозный воздух.
Теперь она увидела, что перед ней пещера. Коридор расширился, превратился скорее в тоннель, а затем оборвался. Мэдди, которая считала себя привыкшей к чудесам после приключений под холмом, протяжно вздохнула от удивления. Пещера была безгранична. Девочка слышала рассказы об огромных соборах в Крае Света, соборах, больших, как города, со стеклянными шпилями, и в ее воображении они чем-то походили на эту пещеру. Тем не менее прозрачная громада пространства едва не сокрушила Мэдди. Внизу простиралось колючее море светящегося голубого льда, над ним вздымались своды с тысячами поразительных завитков и вееров, поднятые на невообразимую высоту прозрачными колоннами, широкими, как амбарные двери.
Пещера была бесконечна — по крайней мере, так поначалу казалось, — и свет словно был пойман в древний лед, свет, сиявший, будто средоточие звезд.