Рунная магия

Локи усиленно размышлял. Если Мэдди направляется к Спящим, значит, самый быстрый путь — под землей. Ей понадобится четыре часа, чтобы добраться до места, — итак, у нее хорошее преимущество, зато Локи изучил Подземный мир как никто другой. У него есть короткие ходы через холм, которых никто больше не знает, и, если повезет, он сумеет обогнать девчонку. А если нет, то, по крайней мере, сделает все, чтобы Один не пробрался под землю. Так что Генералу придется отправиться в горы поверху, что займет вдвое больше времени, и по весьма ухабистой дороге. Значит, Мэдди и Шепчущий останутся одни.

Локи усмехнулся. Он знал, что в честной схватке у него не будет шансов, но он не привык сражаться честно и не имел намерения учиться сейчас.

Что ж, тогда…

Щелчком пальцев Локи кинул Юр на землю и приготовился вернуться в Подземный мир.

Ничего не произошло.

Дверь, которая должна была скользнуть в сторону по его команде, осталась запечатанной.

Локи, хмурясь, еще раз бросил руну.

Дверь по-прежнему отказывалась себя обнаруживать.

Локи бросил Турис, потом Логр, Воду, и, наконец, Ур, Могучего Быка, руну грубой силы, что было равносильно тому, чтобы нетерпеливо заколотить по двери ногами.

Ничего не вышло. Дверь оставалась закрытой. Локи сел на лесной ковер, злой, озадаченный, задыхающийся. Он вложил в эти руны все свои чары. Даже если дверь была магически запечатана, что-то все равно должно было произойти.

Значит, она под какой-то защитой. Локи изо всех сил бросил Беркану.

По-прежнему ничего. Ни вспышки, ни искорки. Дверь не просто была закрыта, ее словно вовсе никогда не существовало. Та дрожь, вспомнил Локи. Он принял ее за работу землеройных машин. Может, так оно и было, но теперь, подумав как следует, он понял, что ошибся. Это было эхо могущественных чар — одного-единственного заклятия, как это ни невероятно; и Подземный мир изменился, полностью закрывшись от возможного вторжения.

Локи постарался прикинуть, какого рода опасность могла вызвать подобный ответ.

На ум приходило только одно.

Вот теперь ему стало страшно. Он заперт вне Подземного мира, один, с врагами с обеих сторон. Времени нет, Спящие уже могли проснуться, и с каждой потерянной секундой Мэдди и Одноглазый все ближе друг к другу. Решение было опасным, но другого выхода он не видел. Ему придется отправиться за ними по земле.

Локи пробормотал заговор, бросил Кен и Райдо. Если бы кто-нибудь очутился рядом, то очень удивился бы, увидев, как юноша со шрамами на губах и с тревогой на лице съежился, усох, сбросил одежду и превратился в маленькую коричневую хищную птицу, которая секунду или две смотрела вокруг яркими, совсем не птичьими глазами, затем взлетела, дважды обогнула холм по расширяющейся спирали, поднялась в восходящих потоках воздуха и направилась к Семи Спящим.

Но никто обладающий истинным зрением не был бы, конечно, обманут ни на минуту. Слишком хорошо различим был ее фиолетовый след.

Нат Парсон наслаждался собой. Дело было не только в праздничной рясе или в ощущении, что все смотрят на него, величаво восседающего на белом коне. И не в пристальном внимании гостя из Края Света, который наблюдал за ним (с восхищением, как надеялся Нат) со своего поста у Ока Лошади. И не в благородном звучании собственного голоса, раскатывавшегося по холму, не в реве землеройных машин, не в дыме костров или ярмарочных шутих, которые трещали и сверкали. И даже не в том, что надоедливая девчонка наконец-то получит свое — и она, и чужак. Нет, все это было приятно, но корни счастья Ната Парсона уходили глубже.

Конечно, он всегда знал, что рожден для величия. Его жена Этельберта тоже видела это — вообще-то именно она уговорила его предпринять то долгое и опасное паломничество в Край Света, чтобы затем пробудиться для сурового долга веры.

Никто не отрицает, что Нат был поражен совершенством Универсального города, его монастырями и соборами, его впечатляющими галереями, его законами. Нат Парсон всегда почитал Закон — то, что Закон представлял собой в Мэлбри, — но Край Света окончательно открыл ему глаза. Впервые Нат узрел совершенный Порядок — Порядок, насажденный всемогущим духовенством в мире, где быть священником, даже деревенским пастором, означало снискать невиданные доселе власть, уважение и страх.

И Нат обнаружил, что ему нравится обладать властью. Он вернулся в Мэлбри с жаждой большего и последующие десять лет при помощи все более суровых проповедей и зловещих предостережений о грядущих ужасах собирал под своим крылом все больше почитателей, последователей, поклонников и учеников, в тайной надежде, что однажды его могут призвать на бой против беспорядка.

Но Мэлбри была тихим местом, и жизнь в ней текла вяло и сонно. В ней и обычные-то преступления случались редко, что же до смертельных преступлений — таких, какие позволили бы ему воззвать к епископу, а то и к самому Ордену, — то они были делом неслыханным.