– Нет, господин! – Старший из наемников, Тернин, соскочил с коня и подбежал к Рескулу. – До самой околицы за ней гнались, а она, сучка благородная, в лес ушла.
– Упустили, значит? – Рескул выхватил меч. Хрустнул рассеченный сталью череп, и Тернин без звука рухнул на снег. Второй наемник, увидев это, повернул коня и погнал к воротам, но Рескул, быстро отбросив меч, вырвал из рук стоявшего рядом наемника арбалет, прицелился и послал меткую стрелу вдогонку. Потом повернулся к своим людям.
– Едем, – сказал он. – Надо догнать сикуху.
– Господин, – сказал один из убийц, – ночью в лесу ей не выжить…
– Я сказал – по коням! – взревел Рескул, швырнул арбалет хозяину и вскочил на своего жеребца. Через несколько мгновений вся свора уже неслась по затянутым дымом от разгорающегося пожара улицам в сторону леса.
– Ставек! – Лицо девочки сморщилось, губы задергались, слезы хлынули на обожженные морозом щеки. – Стааавееек! Маааамааааа!
Страх выходил слезами, и вскоре Янка почувствовала, что ей стало немного легче. Ломота в ногах улеглась, и тело стало болеть меньше. Даже теплее как-то сделалось. Ей вновь ужасно захотелось спать. Но спать нельзя. Сон – это смерть. Надо уходить дальше в лес и искать людей. Надо добраться до людей, иначе эти страшные всадники ее догонят и убьют. Надо идти.
Янка поднялась на ноги, сделала несколько шагов и почувствовала, что вот-вот упадет. Тяжелая шуба давила ей на плечи, а ноги – они отказывались идти, они будто кричали ей: "Мы устали! Нам больно!" Стиснув зубы, девочка добрела до большой сосны, встала, опершись на ствол и попыталась думать о хорошем.
Лес вокруг был все так же тих и пуст, и Янка стала понемногу привыкать к его дикому ледяному великолепию. Огромные деревья вокруг нее не обернулись чудовищами, и от тишины просто звенело в ушах. Янка шагнула вперед и замерла – снег громко скрипел под ее сапожками. Ей показалось, что этот скрип громом прокатился по лесу.
– Мать-Богиня пресветлая, за все чистые души заступница, путь нам указующая, хвори наши исцеляющая, страхи наши прогоняющая! – зашептала Янка, вытерев мокрые от слез щеки варежкой и шагая по глубокому снегу. – Спаси и помоги мне, вызволи меня из тенет зла, охрани меня от всякого ворога, защити меня, не отдай меня на растерзание силам ночи, огради от грехов и дел неправедных. Помилуй меня, помилуй меня, помилуй меня!
Ей очень хотелось добавить "Помилуй Ставека, помилуй папу, помилуй маму", но она не знала можно ли вставлять в святую молитву что-то еще, поэтому сдержалась. Повторяя литанию раз за разом, Янка шла вперед и – вот чудеса! – она почувствовала себя гораздо увереннее. Ноги окрепли, дыхание выровнялось, мороз больше не жег лицо, не слезились глаза. Она будто почувствовала рядом с собой присутствие светлой и всемогущей силы, которая обязательно поможет ей, спасет от этих страшных людей и покажет ей дорогу из леса. Янка вздохнула и снова начала литанию. Потом обернулась, чтобы посмотреть, сколько же шагов она прошла от того места, где надежда покинула ее. Цепочка следов тянулась далеко вглубь леса, она ушла очень далеко, пока читала литанию.
– Мама! – прошептала Янка, мертвея. – Мамочкаааа!