Рунная птица Джейр (СИ)

Вот слово Мое к вам, устрашенные и раскаивающиеся злочестия своего – молите о Спасителе, который встанет за вас на великую битву, молите денно и нощно. Молите о том, кто явится вам и мертвое вернет во прах, а живое сохранит. Молите о том, кто, подобно мечу, рассечет небо на золотых крыльях и вернет вам надежду.

Я же предвижу приход Спасителя и молюсь о нем, чтобы не наступил конец времен, и не поглотила Бездна день грядущий. Я, Арагзан, изрек сие, и сам Господь говорил устами моими…»

Брат Джакино дочитал перевод и хмыкнул. Отложил пергамент, протер воспаленные глаза пальцами и тряхнул головой. Теперь, когда весь текст сложился в единое целое, у него больше нет сомнений, что это не подлинное бейанское пророчество, а какая-то сектантская подделка. Не мог пророк, живший три тысячи лет назад, так точно угадать названия всех десяти имперских провинций. И еще, текст явно незакончен. В конце листа несколько строк состоят из фрагментов рун, и сложить их во что-то читаемое невозможно. Видимо, исходная надпись была повреждена. Целый вечер и большая часть ночи потрачены впустую. И это он обязательно скажет Кланену.

- Брат Джакино! – Молодой послушник Харрод влетел в скрипторий без стука и с прытью, неподобающей служителю церкви. - Брат Джакино!

- Ты отрываешь меня от работы, - недовольно сказал переписчик и тяжело посмотрел на юношу.

- Простите, брат Джакино. Там… там…

- Ну что?

- Не знаю. Я был на колокольне и…

- Ну что?

- Я вас прошу, брат Джакино, идемте со мной!

Джакино, недовольно ворча, накинул овчинный плащ, и они вышли из скриптория на монастырский двор. Мороз сразу пробрал до костей. Ночное небо было наполнено звездами, а воздух был тихим и звонким, как стекло. Яркая комета, появившаяся в небе несколько ночей назад, пересекала западную часть небосвода сияющей дугой.

- Слышите? – прошептал Харрод, дрожа то ли от холода, то ли от страха.

Джакино прислушался. Мороз обжигал лицо и руки, ледяными пальцами гладил тело под плащом и суконной рясой, не давая сосредоточиться, но переписчик услышал то, о чем говорил Харрод – и волосы его под капюшоном плаща встали дыбом.

Звук шел из-под заснеженных плит, покрывавших монастырский двор. Далекий, глухой, тяжелый, угрожающий.

Звук, в котором нетрудно было узнать топот подкованных копыт.

- Что это? – прошептал Харрод.

- Где-то неподалеку проходит обоз или отряд конницы, - ответил Джакино. – И ради этого ты вытащил меня на мороз?

- Я… я испугался, - признался мальчик. – Мне показалось с колокольни, что я не только услышал, но и увидел что-то. Я видел…

- Иди спать, - велел переписчик и пошел к себе.

***

Настоятель не спал. Он прочел перевод Джакино, а потом отпер ларец на своем столе и сложил туда оба пергамента – с оригинальным текстом и с переводом.

- Прекрасная работа, сын мой, - похвалил он. – Я доволен вами. Давайте отпразднуем ваш успех.

- Я думаю, святой отец, что…

- Что же?

- Что этот текст – простите, конечно, что осмеливаюсь говорить такое, - что этот текст не бейанский.

- Почему? – Кланен с интересом посмотрел на монаха.

- Мне так кажется. Предсказания, которые содержатся в тексте, уж очень детализированы. Воистину, если бы это писалось в бейанскую эпоху, прорицатель мог бы считаться величайшим пророком всех времен!

- Всадники! – Аббат усмехнулся презрительно. – Какая чушь! Однако ты прав, сын мой. Теперь любой увидит, как безумны эти, с позволения сказать, пророчества. Этот пергамент Серые братья нашли у одного из арестованных колдунов. Ужасную, нелепую ересь распространяют враги веры. Мы снабдим твой перевод комментариями и разошлем по всем обителям, дабы все узнали о лживости еретиков.

- Истинно так, святой отец, - брат Джакино подумал было, что надо рассказать настоятелю о странном шуме, который они с Харродом слышали на дворе, но решил все же, что не стоит говорить о таких вещах ночью. Пусть лучше Кланен узнает об этом утром и от послушника. – Вы позволите мне уйти?

- Не раньше, чем мы с тобой выпьем по глотку доброго вина, сын мой.

С этими словами Кланен похлопал переписчика по плечу, достал из шкафчика у кровати бутылку в оплетке и налил густого красного вина в две чаши. Одну взял сам, вторую подал переписчику. Брат Джакино был удивлен и обрадован. Удивлен, потому что устав категорически запрещал монахам пить вино где-нибудь помимо общей трапезной. Обрадован, потому что после долгого сидения в нетопленном скриптории и объятий морозной ночи стакан вина был как нельзя кстати.