Running Man. Как бег помог мне победить внутренних демонов

– Ааа-ххх! – вздохнул я и удовлетворенно отрыгнул. – Фантастика. Спасибо.

– Да пожалуйста. – Снежок повернулся и пошел. Потом оглянулся и добавил: – Удачи, чувак.

Я ощутил прилив сил. И еще я понял, что счастлив. Я и не думал, что здесь такое возможно. Но в тот момент я испытывал как раз настоящее счастье. Я занимался любимым делом, даже находясь в тюрьме.

Примерно в полчетвертого я подумал, что скоро придется возвращаться в камеру на проверку. Через три круга я должен был преодолеть 87 километров.

– Комплекс закрывается, всем вернуться в свои камеры… немедленно!

Сообщения по громкоговорителю всегда читались довольно агрессивным тоном, но на этот раз он казался даже угрожающим.

Вот сволочи. Нет, я все равно добью это расстояние. Я ускорил темп и пробежал последний круг, когда в зоне отдыха уже никого не оставалось. Потом я взял свои вещи и поспешил в камеру. Там натянул на себя зеленую форму. Было ровно 16:00. Не успел я заправить рубашку, как охранник прокричал: «Время осмотра!» По лицу у меня бежали струйки пота. Я не мог дождаться пяти часов, когда нам разрешат выйти в столовую. Я ненавидел ожидание, но постарался с пользой использовать это время, как использовал бы его на ультрамарафоне, – съел булочку с медом и еще один сэндвич, поудобнее устроился на койке и поднял ноги вверх.

В 17:05 Вечнозеленый корпус позвали на ужин. И снова все пошли налево, а я – направо. Дойдя до дорожки, я побежал. Физически я ощущал себя прекрасно, мозги тоже прочистились. Мне оставалось четыре часа, и я надеялся преодолеть в общей сложности 129 километров. Я вошел в ту редкую фазу, о которой знает каждый бегун, когда все происходит легко и без усилий. Я бегал достаточно много лет, чтобы испытывать благодарность за такое чувство, и понимал, что оно может исчезнуть в любое мгновение. Я громко произнес молитву, благодаря небеса за то, что дали мне терпение и силы продолжать бег и выкладываться по полной. Я подумал о боли, какую, как я знал, испытывают сейчас бегуны в Долине Смерти. Я просил о такой же боли, позволяющей больше узнать о себе самом.

Часов в семь вечера на дорожку вышли еще несколько бегунов. Один из них трусцой подбежал ко мне и стал держаться рядом. Его звали Стик.

– Привет! Я слышал, ты сегодня хочешь пробежать 160 километров. Это правда?

– От кого ты это услышал?

Он засмеялся:

– Да все знают.

Значит, Снежок действительно всем разболтал. Стик бегал со мной до восьми часов. Фасоль и Коди просто гуляли по дорожке. Каждый раз, как я их обгонял, они подшучивали:

– Выше колени, Энгл!

– Моя мама бегает быстрее тебя! А у нее одна нога!

Зона отдыха наполнилась заключенными. В приятные вечера всем хотелось прогуляться на воздухе, посидеть на трибунах или поиграть в обруч. Но сейчас все казались непривычно оживленными. Пробегая мимо баскетбольной площадки, я слышал крики: «Держись, Бегущий человек!» И даже курильщики, к моему удивлению, подбадривали меня: «Молодец, Энгл!» Я бежал дальше.

Я подумал о бегунах в Долине Смерти. Я просил о такой же боли, позволяющей больше узнать о себе самом.

В 20:30 я услышал свист – сигнал, что рядом опасность. Сейчас опасность исходила от КО, который подъезжал на четырехколесном «Джоне Дире» к беговой дорожке – вероятно, в поисках курильщиков и кого-нибудь, кому не положено здесь находиться. Я знал этого КО – нормальный парень. Подрулив ко мне, он поехал вровень со мной. Я постарался придать лицу невозмутимое выражение, делая вид, что вышел на вечернюю пробежку.

– Это правда, что ты сегодня пробежал 160 километров, Энгл?

– Кто вам сказал? Нет, не пробежал.

– Вот и я подумал, что ерунда какая-то. Никто не сможет столько пробежать.

Это меня задело. Я не смог сдержать себя и ответил:

– Пока всего лишь 129 километров.

Нужно было промолчать, но моя гордость пересилила.

– Ну ты даешь. Никогда о таком не слышал.

Он отъехал в сторону. Я не знал, о чем он подумал и что собирается сделать.

Корпус закрывался на ночь в 21:30. Я пробежал 130 километров – 324 круга по этой неровной дорожке. Я был измотан, мне хотелось есть, и меня охватывало беспокойство – я не знал, разрешат ли мне продолжать, и это меня выводило из себя больше всего. Я сердился на себя за свою болтливость. Но где-то в глубине души ощущал удовлетворение. И у меня была тайна, от которой становилось спокойнее. Стоя в своей камере, ожидая десятичасовой проверки и отключения освещения, я улыбался. Если мне не позволят выйти на дорожку завтра, я закончу Бэдуотер прямо в этой камере – бегая на месте.