Подниматься на такой высоте трудно и при обычных условиях, а мы начали восхождение уставшими, обезвоженными, голодными и с кислородным голоданием. Мы заставляли себя идти вперед, передвигаясь по извилистой линии через снежные поля, вдоль расселин и мимо образованных ветром снежных скульптур, которые в свете наших фонариков походили на выпрыгивающих из моря белых китов. Через несколько часов я попытался в очередной раз втянуть в себя воду через трубку из гидратора, но безуспешно. Я понял, что не прочистил трубку после последнего раза и теперь вода в ней замерзла. Я не мог поверить, что забыл о такой элементарной вещи. Говорить об этом товарищам не стоило. С этих пор у меня просто не было воды.
На высоте примерно в семнадцать тысяч футов мы остановились, чтобы сделать привал. На востоке горизонт освещали рваные оранжево-серые полосы. Ветер, не унимаясь, вихрем дул вокруг нас. Сидя в снегу, я вдруг испытал чувство некоторой отстраненности от своего тела, как будто бы смотрел на себя сверху. Я постарался дышать медленно и сосредоточенно, осознавая, где я нахожусь и что делаю. Все вокруг расплывалось. И тут я услышал музыку. Чудесное эхо живой и бодрой мелодии гитары и флейты. Я закрыл глаза и прислушался. Открывая их, я едва ли не ожидал увидеть перед собой ансамбль местных музыкантов, марширующих по тропе. Перехватив взгляд Скотта, я показал на свое правое ухо. Он вопросительно посмотрел на меня.
– Слышишь? – спросил я.
– Слышу что?
Тут на меня заинтригованно посмотрели и Нэнси с Тони.
Теперь нас осталось четверо. Мы начали восхождение уставшими, обезвоженными и голодными.
Возможно, это был какой-то атмосферный феномен и звуки доносились из далекой деревушки внизу, подобно тому как от костра клубами поднимаются струи дыма. Возможно, все это звучало только в моей голове. Когда я переходил на трезвый образ жизни, мне сказали, что если я продолжу двигаться по Пути к Счастью, как это называется у «Анонимных алкоголиков», то смогу встретить удивительные дары судьбы. Я подумал, что эта музыка, откуда бы она ни поступала, и есть один из таких даров.
Глядя на вершину, я вспоминал все трудные забеги, в которых принимал участие, изматывающие последние мили, когда кажется, что ты уже не в силах двигаться вперед. Сейчас мне было тяжелее. Но не тяжелее, чем бросать наркотики. И не тяжелее, чем оставаться трезвым. Я знал, что самое трудное уже позади. Знал, что дойду до вершины.
– Ну что, готовы? – спросил Тони.
– Готовы, – ответили мы все.
И вот мы каким-то образом оказались на вершине. Дорога наверх заняла семь часов, но мы ее прошли. Мы громко поздравили друг друга, обнялись и повернулись, чтобы насладиться видом. Казалось, что заснеженные пики плывут над серебряными облаками. На севере вырисовывался силуэт Имбабуры, величественного вулкана, который я видел в первое утро в Ибарре. Я вынул из внутреннего кармана куртки фотографию своих детей и дважды поцеловал ее со слезами на глазах. Я их так люблю, но сейчас они от меня невозможно далеко!
Мы стояли на вершине минут десять, немного сбитые с толку от радостного возбуждения, замерзая под суровым ветром. Затем приступили к долгому и медленному спуску. Встреча с нашей группой поддержки была радостной. Мы рассказали Рольфу, Курту и моей матери о том, как поднимались на гору, а когда закончили, я спросил, как дела у них.
– Нормально, – ответил Рольф, бросив взгляд на мою мать.
Я внимательно посмотрел на нее. Глаза ее распухли, с лица сошел весь цвет.
– Великолепно, – ответила мать тоном, говорящим о том, что все далеко не великолепно.
– Что случилось? – спросил я.
Рольф рассказал, что прошлой ночью увидел, как моя мать лежит в палатке и дрожит всем телом. У нее было переохлаждение, и она не могла говорить. Он прикрыл ее вещами, какие нашел, и положил бутылки с теплой водой в ее спальный мешок. Потом залез в него сам.
– И она вылезла, – сказал Рольф.
– Мам, тебе нужно было сказать, что ты плохо себя чувствуешь.
– Не помню, что случилось. Мне было холодно, а потом я как бы проснулась от какого-то странного сна.
– И с этим странным мужчиной, – добавил Рольф.
Мать рассмеялась.
Я почувствовал угрызения совести. От переохлаждения погибали куда более сильные люди. Маме было шестьдесят, к тому же она слишком много курила и выпивала. Я позвал ее в Эквадор за приключениями, и мне в голову не приходило, что ей может быть здесь некомфортно. Она же могла умереть.
– Извини, мама.
– Все нормально, Чарли. Сейчас все хорошо. Рольф должен тебе кое-что сказать.
– Что еще?
– Распорядители сказали, что вам нужно пропустить велосипедную часть маршрута и идти прямо к реке.
По мере того как мы спускались к джунглям, воздух становился более влажным и насыщенным кислородом, отчего казался восхитительно вкусным. К полудню наш грузовик выехал на берег грязной и быстрой Тоачи. Распорядители гонки сказали, что нам надо поторопиться и, если мы не отплывем немедленно, нас вообще могут снять с маршрута.