Курьер бубнил по памяти и протягивал мне бумаги по одной, а я кивал, подписывал и возвращал обратно. В конце военный доложил о ходе зимних занятий и сообщил о просьбе Бирюкова. Майор не во всём уверен и спрашивает моё мнение об особом отделе штаба, как в ополчении.
Я серьёзно посмотрел на Катю, и она воскликнула:
— Вон до чего у вас дошло!
— Да, у нас всё серьёзно, — строго сказал военный и поспешно поправился. — То есть мы ко всему относимся серьёзно.
— Для уверенности командования… — задумчиво качая ногой, проговорил я. — Можно немного потратиться. Передай Бирюкову, что в целом я согласен… — продолжил я задумчиво качать ногой. — Только к нему подойдёт человек с приветом от меня, детали согласует с ним.
— Просто с приветом? — не понял воин.
— Да, просто, — улыбнулся я. — Не перепутай, я тоже бываю очень серьёзным.
— Слушаю не перепутать! — подскочил побледневший военный.
— У тебя всё? — спросил я. — Тогда счастливо добраться.
— До свидания, — сказала Катя.
— Хорошего дня, — ответил военный и пошёл к выходу.
Он ушёл, и через пять минут я и Катя прошли в гостиную. Я начал осторожный разговор с рысями:
— Бирюков мой нервничает.
— Всё под контролем клана, — заверил меня Мухаммед.
— Но майор же об этом не знает, — возразил я.
— Командир и не должен всего знать, — сказал Авдей.
— Он не должен нервничать, — молвил я важно.
— Будешь тут нервничать с такими реформами! — проворчала Надя.
— А это уже не нашего ума дело, — строго сказала ей Клава.
Авдей с Мухаммедом тихонько вздохнули и уставились на меня.
— Майор придумал особый отдел, пусть клан пришлёт к нему человека с приветом от меня, — проговорил я небрежно.
— Хорошо, передадим, — ответил Авдей.
И в самое время в гостиную вошла Миланья. Она сказала:
— Звонили из гордумы. Просят приехать и утрясти формальности.
— Спасибо, — проговорил я. — Сейчас и поедем.
Нет! Они сговорились, что ли? Этот Куликов продал мне все свои несельскохозяйственные земли за два дня до своей кончины! И я даже не знал! Катя подписывает бумаги в Епархии по доверенности.
Хотя объективности ради нужно признать, что никто с этим сделать ничего не мог. Допустим, спросил бы я у этого Куликова, не собирается ли он вызвать меня на дуэль, и он мне честно ответил, что да, собирается — это же ещё не повод оказываться от сделки. Всё-таки я плачу гм… не всю реальную стоимость.
Но всё равно ведь гадство какое! Эти благородные бояре продают мне земли, берут мои деньги, а потом стараются меня убить! Паразиты просто, а не бояре! Пришлось забрать его дружину, и с Катей отбирать половину сельскохозяйственных угодий.
Волки отправятся в Китай за новым доблестным боярином, Бирюков или Мирзоев займутся кадрами и имуществом дружины — не одному же мне грустить. Блин, просто зла на этих бояр не хватает!
Даже легко согласился с Катей сходить в храм, помолиться о боярине… э… как его по имени-то…
То есть просто за всех помолиться. Ну и вообще мне снисходительность бога пригодится.
Из церкви Катерина без проблем затащила меня в библиотеку. Хотелось же политики, вот и пожалуйста. Приветливые тётки библиотекари положили на столик передо мною подшивку той же немецкой газеты, выдали мою тетрадку с изображением повешенного Кристофера и ручку. Только Катя в этот раз велела искать статьи Курта Блюменфильда.
Не! А я с чего-то думал, что гаже Криса существа даже в Германии быть не может. Оказывается, недооценивал я немцев, новый урод местами крыл старого. Он хоть немного понимает, как выглядит со стороны? Или считает русских неспособными постичь его язык?
Как и раньше, я честно пытался понять логику этого германца, и на третьем уже его творении почувствовал симптомы размягчения мозга. Крис являлся просто тупой сволочью, а Курт мнил себя интеллектуалом.
Логика в его бреде была, но состояла она из такого количества натяжек, переворачиваний и двойных стандартов, что в ней лучше разберётся специалист по душевным болезням. Если ты не немец, конечно. Вот это вот без отрыжки ели пятьдесят тысяч подписчиков — я специально посмотрел выходные данные газеты.
Но я человек ответственный. Раз Катя велела, читал его статьи, и даже кое-что записывал тезисами. Интересно стало, он сам себе верит? Если верит, как с этим умудряется на свете жить? А если на всё плевать хотел, разве не мог найти другого заработка!
В самый разгар моих исследований подошёл Мухаммед, тронул за плечо и сказал:
— Пора.
Я кладу на тетрадь ручку, без звука встаю и иду к дверям. Скосился на Катю, она читает газетную подшивку. Надя и Клава тоже погружены в чтение. Авдей тем временем вышел и, придержав двери, контролирует проход. Я тихонько выхожу из зала, Мухаммед за мной.
Быстро спускаемся по лестнице. Первым из здания выходит Авдей. В открытые двери иду я, а следом Мухаммед. Идём к парковке и садимся в нашу «Волгу», машина сразу трогается с места.