Руны огненных птиц

– А помнишь, Ольгир всюду носил небольшой нож, который ему подарили, когда он ещё ребёнком заступил в младший хирд? – совсем уж беззвучно прошептал Старый Лис, и Агни медленно кивнул.

– Так вот не было при Ольгире ножа ни когда мужи его внесли во двор, ни когда клали его в землю.

– А не мог ли кто взять нож из тех, кто ему служил, когда несли тело в Онаскан?

– Они не стали бы отбирать единственное оружие, с которым погиб их господин, – резонно заметил Лис.

Агни покачал головой, понимая, к чему клонит старик Рун.

– В самом деле? Младший сын Снорри? Ты думаешь, он?!

На них уже во все глаза смотрели сидящие поблизости дочери Агни и его молодая жена, и воевода поспешил понизить голос. Кто знает этих женщин: как сороки унесут на хвосте любое неосторожное слово.

– Давай выйдем, Рун, – пробасил Агни, и Лис шустро зашагал к выходу, осторожно обходя гостей и слуг.

Агни шёл за ним, и люди, напротив, пропускали его, лишь бы не удариться о его широкие плечи и железные бока. Лис сидел уж у дома, подставив лицо проглядывающему сквозь тяжёлые облака закатному солнцу. Он сгорбился и сложил ладони на коленях и в таком виде напомнил Агни скорее вдовую старуху, сидящую на поваленном дереве у своего жилища, а не мудреца. Нет, всё же и вечный, как казалось ему, Лис стареет… Прежде он не был похож на колесо, обряженное тряпками.

Бросив взгляд на стражу, стоящую поодаль, Агни наконец спросил вполголоса:

– Ты в самом деле хочешь сказать мне, что это сын Снорри убил конунга?

Лис медленно и вкрадчиво кивнул, беззубо улыбнувшись в жидкие усы.

– Мальчишка столкнул его с обрыва, – подтвердил он, довольно щурясь на солнце.

Агни провёл рукой по бороде и шумно выдохнул.

– Как же тогда Хьялмар и хускарлы не нашли его? На нём приметная одежда.

– Кто его знает… Я предупреждал, что мальчишка не так уж и прост и ещё покажет себя.

– Показал так показал, – согласился Агни. – Ты расскажешь об этом Гудрун?

– Она не поверит. Никто не поверит. А все те, кто остаётся предан Ольгиру, всё равно будут считать убийцей тебя.

Агни нахмурился.

– Тощий он. Как он справился с Ольгиром? Мне, честно, и самому не верится.

– Тонка была цепь из женской бороды да кошачьего топота. Тонка, да сковала Ужасного Волка.

– Глейпнир, – прошептал Агни.

– Мальчишка – цепь.

– Чудеса, не иначе. Это Ингрид его надоумила?

– Вестимо.

– Сейдкона.

– А ты, кажется, поначалу не хотел видеть её в Большом доме. А теперь посмотри, где ты оказался благодаря её колдовству. Верно, уже не захочешь по своей воле снять с себя эту ношу.

Агни ухмыльнулся, всё ещё поглаживая бороду.

– Раз уж такую судьбу уготовили мне норны, я не смею от неё отказываться.

– Это славно. Славно, что ты позволил волчонку ошибиться. Нить его судьбы тогда лежала не на коленях у норн, а у тебя в руке, и ты правильно распорядился ею.

– Решить бы ещё, что делать с Тилой. Что, если она решит сбежать в Швецию и родит там сына Лейва? Он будет претендентом на власть в Онаскане. Да ещё и кровный родственник Анунда.

– А что, если она родит дочь? Или вовсе не разродится?

Взгляд Агни стал недобрым.

– Здоровье у пузатых баб слабое… – прошелестел Рун.

– Слабое, – согласился воевода.

На третий день Ситрик наконец-то встал на ноги. Кашель и усталость отступили.

Холь всё время был рядом и, не зная, чем себя занять, где-то раздобыл толстые шерстяные нитки и принялся вязать носки, точно примерная хозяйка. Костяная игла в его руках сновала меж петель, как маленькая шустрая рыбка. Вязал он уже вторую пару, когда Ситрик, пройдясь по тесному домишку, наконец-то вышел во двор. В доме, как ему казалось, все ещё стоял больной дух, который он же сюда и впустил.

Скрипнула дверь.

– Куда попёрся? Шапку надень, – прилетело в спину от Холя, однако Ситрик уже нырнул в низкий дверной проём.

Небо было красным от рассвета. Холодный воздух щекотал ноздри и ласкал щёки. Под ногами скрипел тонкий слой снега, но поднимающееся в чистое небо солнце сулило тёплый день. Кажется, снаружи уже было теплее, чем в жилище.

Ситрик вдохнул полной грудью, медленно выдохнул, представляя, как из его носа вылетают слабые остатки болезни и черноты, точившей сердце.

Рядом возник Холь, щурясь и чихая от яркого неба после домашнего сумрака. Под мышкой он сжимал недовязанный носок.

– Ну, ты как, сынок? – спросил мужчина, участливо заглядывая в лицо Ситрика.

– Лучше, – беззвучно произнёс тот, прокашлялся и повторил: – Мне лучше.

– Вот и славно. – Холь искренне обрадовался. – А ты носки вязать умеешь?

– Нет…

– Пошли научу.

– Зачем тебе ещё носки? У тебя их и так несколько пар.

– А это не мне. Надо же как-то отблагодарить хозяина дома. Денег у нас нету, вот я и взялся носки связать. Игла у его слуги нашлась.

– А шерсть ты где взял?

– У меня не только голова покрыта такой густой и кудрявой растительностью.

Ситрик смерил Холя долгим взглядом, и седовласый хохотнул.

– Ох, Ситка! Наивный ты, как исландец.

Ситрик усмехнулся, не обиделся.

– Пошли в дом, пока ты снова не помер от холода. Я ещё еду кое-какую приготовил. Будешь похлёбку на сыворотке? Слуга лепёшки свежие из города принёс.