Читаем Руны Вещего Олега полностью

Ольг вспомнил, как они с изведывателями готовились к захвату хитрого Певца. Рисковать жизнью многих людей, даже для поимки столь коварного и изворотливого супротивника, не хотелось, да и казнить ловкого викинга мыслил не исподтишка, а прилюдно, по конам древним и во исполнение клятвы, Рарогу данной. Потому и придумал засаду против ловкого хитреца, применив его же ухватки.

– Княже, – пробился сквозь завесу воспоминаний голос могучего Руяра, под чьим началом были воины личной охороны Ольга на одной из четырёх лодий, «плывущих на службу к василевсу», – охрана киевская повязана, только боярин, тот, что со Скальдом на лодье был, ушёл…

– Подмогу мог вызвать, нам к обороне готовиться, княже? – озабоченно спросил Фарлаф, под чьей рукой находились остальные три варяжские лодьи.

– Нет, – решительно тряхнул головой Ольг. – Вместе с пленёнными воями Скальда и его телом под охраной твоих двух сотен немедля движемся к терему княжескому. Изведыватели, берите коней киевской охраны, можете и облачение их взять, и рысью скачите за нашей конницей, она уже под самым градом должна быть! Руяр, ты со своими – на лодью, охранять княжича и Ефанду, лодье отойти от берега и ждать моего повеления, никого чужого не подпускать! – Ольг оглядел опасливо сбившийся в стайки торговый и работный люд, что пребывал на пристани, Непру, на которой вдалеке уже показались новые лодьи его дружины. – Коня мне! Тем, кто на подходе, – кивнул он в сторону приближающихся лодий, – взять под охрану ворота града, торжище и пристань, за порядком следить, бесчинств не допускать! – кратко приказал он воеводе Бобрецу.

– Люд киевский и гости града, – обратился к толпе, сидя на тонконогом койсожском коне Скальда, беловолосый «купец». – Я князь Новгородский Ольг, шурин князя Рарога-Рюрика и дядька его наследника Ингарда. Прибыл в Киев, чтоб наказать самозванца и разбойника, бывшего простого воина Ас-Скальда, который обманом дерзким и ложью грязной завладел столом Киевским. Сей подлый певец пытался бежать, а потому был воинами моими поражён. Трудитесь и торгуйте, никто люду киевскому и гостям честным не угрожает, тому порука слово моё и клинки моих воинов, испытанных в сраженьях многих! – веско закончил Ольг и тронул поводья нервно переступавшего на месте Аскольдова коня.

Весть о смерти князя Аскольда вихрем разнеслась по Киеву вместе с рассказами о беспощадных и суровых северных воинах во главе с новгородским князем Ольгом, который всё ведает наперёд и обращается в кого захочет, хоть в рыбу великую, хоть в зверя. Потому охорона княжеского терема разбежалась загодя, задолго до того, как Ольг появился там в сопровождении двух сотен варягов. Плачущая жена Скальда бдительными сродственниками была предусмотрительно уведена из терема.

– А ведь верно, сей Аскольд коварно убил нашего князя Дира, – начали шушукаться кияне, – выходит, прав был волхв отец Хорыга.

– Так ведь и самого волхва по слову сего Аскольда сгубили! – восклицали другие, уже не боясь того, что мёртвый нурманский воин теперь им что-либо сделает.

– Кто на волхва руку поднял, того никакая стража не убережёт, это каждый ведает, – степенно покачивали седой головой старцы.

– Верить каждый человек волен во что хочет, да силой свою веру другим навязывать никому не дано, а уж волхвов – людей, ближе других к богам стоящих, и вовсе трогать нельзя, и речь тут не о чем! – решительно молвили старцы, и все согласно кивали.

Если кто и жалел о бывшем князе, то было тех людей не так много. Особенно горевали его верный друг Хродульф и новоиспечённый боярин Пырей. Только горевали они порознь: Пырей, прихватив самое ценное, на небольшой лодье в шесть вёсел удалялся прочь от Киева-града вниз по течению, ещё не ведая, где и при ком осядет. Верный же сотоварищ бывшего певца, бывшего конунга, а потом князя Киевского лежал на соломе в крепком амбаре со связанными руками, и его бил озноб. Не то оттого, что потерял много крови, не то оттого, что сердце нурмана выло звериной тоской от предчувствия, что без Скальда, пожалуй, закончится жизнь и его, Хродульфа, бывшего викинга и бывшего начальника личной княжеской охороны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века