Более трапезит не приближался ко двору, но пару раз издали сопроводил Дивооку на торжище и очень переживал, когда молодые юноши останавливались, чтобы поговорить с ней. Душа его разрывалась на части, голова болела, и даже крепкое тренированное сердце от постоянного напряжения стало неприятно ныть. Что делать? Желанная Дивоока-Артемида теперь не за морями и реками, а совсем рядом, и она свободна, но подойти к ней он не может! Уйти, исчезнуть раз и навсегда, он тоже не может! И никакого дела, которое бы целиком захватило его, тоже нет.
«Но ведь так живут многие, – те же охоронцы купеческих караванов, или наёмные воины, жёны которых живут здесь, в Киеве, ждут своих мужей и радуются, когда те возвращаются из дальних походов, – убеждал сам себя Божедар. И тут же одёргивал себя. – Не лги, как несчастный раб, ты ведь знаешь, что придёт весть от Панфилоса, может, сегодня, может, завтра, может, через год, и ты будешь делать то, что прикажут, не лги! Какая жена? Разве что продажные девы, которые вьются вокруг Устойчивого – вот твой удел»! – жёстко корил он себя, ещё более разбереживая душевную рану.
Так в борьбе и мучениях с самим собой прошло две седмицы. Исхудавший и осунувшийся, Божедар мрачно побрёл к тому купцу, с которым они пришли в Киев. Всё, надо уйти, хотя бы на время, иначе он не выдержит!
Купец обрадовался охоронцу, потом, подумав и взвесив что-то в уме, предложил воину прийти через два дня. А когда Божедар пришёл в означенное время, то узрел ещё одного человека, добротно одетого, при оружии. Человек сей был наружности богатырской, статен и широк в плечах. Голубые очи источали уверенную силу. По возрасту был он немолод, но силён и собран. Внимательный взгляд трапезита отметил, что сей человек был ранен в шуйцу, держал её осторожно и мял в ней кожаный мячик, набитый чем-то упругим, скорее всего, конским волосом. Над десной бровью старый шрам, и око глядит чуть в сторону. По выговору и поведению грек сразу определил, что сей муж из варягов. Их-то как раз он знал хорошо, привычки, манеру боя, не раз боролся с императорскими гвардейцами, удивлялся, как щедро они делились с тем, кто им понравился, своими излюбленными приёмами схватки, тогда как греческие и восточные мастера старались свои секреты держать при себе.
– Знаешь, брат Божедар, тут у меня заминка с поездкой получается, не все дела сладились, как хотел, – молвил купец, – а вот другу моему тоже добрые охоронцы нужны, причём сейчас.
– Божедар, а откуда ты будешь? – приподнял светлую кустистую бровь варяг.
– Я эллин, отец мой в охоронцах служил, да в одном из походов против арабов погиб. Вообще-то я Дорасеос, а по-русски – Божедар, – пояснил воин. Варяг в упор поглядел в его очи, охоронец, как и положено воину, принял вызов, глядя прямо в голубые очи летнего мужа.
– Ну, добро, – с северным выговором произнёс муж, тогда как кияне говаривали «добре», а вот скажи… – вдруг он молниеносным движением швырнул в грудь Божедара свой кожаный мячик, и когда грек перехватил его, одобрительно кивнул, – каким оружием владеешь?
– Любым, – просто ответил юноша, возвращая мячик хозяину.
– Ладно, тогда завтра поутру приходи.
– На пристань торговую или на торжище? – спросил Божедар.
– К воротам двора княжеского приходи, скажешь охоронцу, чтоб вызвал Руяра, это я.
К покосившейся избушке старого гончара Божедар-Дорасеос возвращался совершенно ошеломлённым. Неожиданное предложение могло в корне поменять всё дело. Понимая, что завтра, скорее всего, придётся показать своё умение владеть оружием, на сегодня он поставил только одну задачу – хорошо выспаться. Поворочавшись долго без сна, трапезиту после многих ухищрений всё-таки удалось отключить разум и уснуть. В эту ночь он снова держал за нежную длань свою богиню и шёл с ней, не чувствуя жара, через огненную дорожку, которая вдруг легко перешла из огненной тропы в звёздную, они шли и улыбались друг другу по нескончаемой волшебной тропе.
Утром он проснулся, будто омытый тем звёздным дождём. Сомнений больше не было.
В этот день Божедар показал по-настоящему, насколько великолепно он владеет мечом, луком, копьём, кинжалом, ножом. Руяр побеседовал с ним, кое с кем познакомил. Позже грек узнал, что начальник стражи – бывший воин главного для славян храма Свентовида на острове Руян, или Рюген, как его называют германцы и скандинавы. Воин Свентовида повелел выдать Божедару доброе оружие и одежду, и со следующего дня зачислить его в теремные охоронцы.
Когда Отто вошёл в крохотную комнату, где облачался перед службой епископ, то лик его показался легату несколько растерянным.
– Что случилось, Отто, к нам на службу приехал конунг Хельг?
– Отче Енгельштайн, там, в храме, грек… Он похож на одного из тех, с которыми я тогда схватился в Киеве в праздник языческого бога Купалы. Их было двое, один среднего роста, склонный к полноте, второй атлетического сложения.