— Слушай, незнаю-как-тебя-там, — с тяжестью и болью проговорила я, — если ты сейчас ничего не сделаешь, как минимум кто-то из нас двоих умрёт — он или я. А может быть мы оба…
При этих моих словах усатый воин вновь сглотнул. Сейчас он выглядел не угрожающе, а просто жалко, пытаясь понять, какое из двух плохих решений может быть самым худшим.
— Если ты сейчас метнёшься за волхвами, то потом именно с тебя спросят, как ты допустил, чтобы с нами такое произошло! Как бы тебе самому потом не пришлось чахнуть в соседней камере?
Я намеренно пугала владельца пышных усов, рассчитывая, что сейчас он соображал намного хуже, пока лихорадочно думал, как себя обезопасить от возможного гнева Кресибора.
— Чего ты хочешь?! — усатый приблизился к решётке моей камеры.
— Для начала, дай… Твою же мать!.. — не в силах терпеть боль, я снова вся сжалась, опуская голову и судорожно сжимая пальцы в кулаки. — Да чтоб тебя!.. Мне нужно взглянуть на него! Просто… взглянуть… Возможно, я смогу что-то… сделать…
— Ты выглядишь так, словно сама сейчас кони двинешь, ведьма! — воскликнул усатый, но в его руках уже зазвенела связка ключей.
Удивительно, как разительно страх, порой, меняет людей. Он превращает храбрецов в предусмотрительных мудрецов, трусов — в рабов, хамов — в вежливых и обходительных вельмож, а упрямцев делает невероятно покладистыми. Говорят, что страх, как и боль, пришёл из Нави, когда-то в седые времена. Но на мой взгляд, это было одно из самых полезных тёмных явлений Нави.
Усач помог мне подняться, вывел из камеры и подвёл к решётке Ставра. Я бы закричала, когда увидела, ЧТО происходит со Святославом, но кричать было бы ещё больнее, чем просто говорить. Я прежде никогда не видела ничего подобного!
Святослав, лёжа на полу и кутаясь в тонкое одеяло в буквальном смысле покрывался корками льда! Серо-белые наросты позли по прямо по его одежде, одеялу и прорастали между прядей густых тёмно-русых волос. Дыхание мужчины звучало со сдавленной звонкой хрипотой и при этом как будто всё тише, слабее и тяжелее.
— Ну?! Что с ним?! — с нервным нетерпением громко спросил усатый. — Ты сможешь ему помочь?!
Я не знала, что на это ответить. Поэтому просто молча вошла в камеру к Святославу, когда усатый открыл дверцу, и упала на колени рядом с мужчиной. Ставра заметно лихорадило, а треклятый лёд, на моих глазах рос всё дальше, покрывая собой всё новые участки тела Святослава.
— Сними с меня ошейник, — велела я усатому.
— Чего-о?! — протянул тот со злостью. — Ты что думаешь…
— Чтоб тебя! — воскликнула я. — Возьми арбалет и держи меня под прицелом, если боишься. Ты всяко успеешь выстрелить быстрее, чем я заколдовать тебя! Но без магии я ему не помогу!
Усатый недовольно, с очевидной нерешительностью поджал губы, но затем крикнул куда-то в сторону.
— Жмыхарь! А ну принеси мне самострел! Живее!
Когда напарник усача, тот самый урод, который шлёпнул меня по ниже пояса, притащил самострел, воин с усами действительно собрался снять с меня ошейник, но тут Святослав глухо застонал, а затем захрипел с нескрываемым страданием. Затем воин тут же замолчал и затих на несколько мгновений, чем жутко меня напугал.
Я тут же поспешила дотронуться до Ставра, а ошейник с опалами так и остался на моей шее. У меня ещё не было понимания, что могло бы помочь против удивительного и ужасающего проклятия, но к моему удивлению, в тех местах, где я коснулась Святослава, лёд мгновенно начал таять. Поддавшись наитию и странному инстинктивному желанию, я провела руками по его плечам и коснулась волос.
Чародейский лёд таял, отступал и довольно быстро исчезал, а дыхание Ставра постепенно выравнивалось, становилось спокойнее, и уже звучало без хрипа. Я не могла понять, что происходит и как вообще это всё может быть взаимосвязанно — мои прикосновения и магический лёд на теле мужчины. Но моё присутствие однозначно непостижимым образом помогало Святославу. При этом, в эти доли секунды я позорно потеряла самообладание. Мысль о том, что Святослав мог вот так вот запросто и внезапно умереть прямо на моих глазах внезапно вызвала у меня глубокое моральное потрясение, а вслед этим душевное смятение… Я чувствовала себя совершенно бессильной, глупой и беспомощной. От смеси негативных чувств на глазах сами собой выступили слёзы, словно я была не опытной ведьмой, а едва начавшей обучение ученицей. Подобное случалось со мной уже второй раз за всю жизнь. Первый был, когда ни стало Арыси Михайловны.
Часть моих слёз — от боли и страха — несколькими мелкими капельками упали на лицо Ставра, и тот смешно дёрнул носом. Я вздохнула, постепенно успокаиваясь, аккуратно положила голову Святослава на свои колени и ласково, медленно провела по его рукам. Сердце само, словно в чьих-то жёстких пальцах, сжалось в комок от жалости, когда я увидела покрытые изморозью и льдом предплечья, локти и кисти рук Ставра.
— Всё будет хорошо, с тобой всё буде в порядке… Ты не умрёшь… Во всяком случае, не здесь… и не сегодня…