Но у костра сейчас только по-прежнему дефилировала довольная, как сыр, катающийся в масле, Матушка Мария, доедавшая свою обеденную кашу. Увидев подходивших сюда Наталью и Сергея, она просто расцвела и начала с места в карьер:
— Вы обед-то свой давно прогуляли, между прочим. А надо всё делать вовремя. А потому, когда поедите, дождитесь, когда и остальные опоздавшие к обеду всё съедят. Потом помойте кастрюлю и сварите на вечер каши, любой. Я сегодня дежурная, но сегодня, как сказал Евграфий, день особый, очень сильный Магнит ожидается. А потому, я хочу быть на нём обязательно. А вам, наверное, всё равно, вы сегодня всё где-то бродите. Эх, молодость! Не налюбитесь, видать, всё никак. Иначе, где можно так долго пропадать? Ничего! Со временем духовно повзрослеете, выкинете из головы всякую там любовь и цветочки. Займетесь более серьезными вещами. Духовная работа — дело сложное и ответственное, вы ещё не созрели для неё. Небось, у вас один секс на уме. Кто занимается сексом — не попадет в шестую расу. Это я вам серьезно говорю. Духовная работа требует большой ответственности и напряжения всех духовных и телесных сил, и энергию нельзя растрачивать понапрасну. И чем больше духовный рост, тем большую ответственность на тебя возлагают и больше с тебя потом спросят. Так-то. Ну, да ладно, голубки. Пока! Варите кашу на вечер! Ладно? А я пойду готовиться к Магниту! — неожиданно игриво улыбнувшись, она, таким образом завершив тираду, пошла в сторону поляны.
Немного погодя, все в лагере засуетились у своих палаток. Кто-то подготавливал себе постель на ночь: потом, в темноте, это будет сделать значительно труднее. Это касалось, конечно, только тех, кого привезли сюда на машине и у кого была эта самая «постель». Кто-то заранее искал фонарик и свечи. Чья-то собака — привезённый с собой из города белый пудель — утащила тапочек тети Розы, и та вылезла из палатки и безнадёжно всплеснула руками. Потом, доскакав на одной ноге до бревна, лежащего неподалёку от костра, уселась на него, совершенно расстроенная. Она не понимала тех людей, которые принципиально ходили исключительно босиком. Появился и Владимир Сергеевич, сел на камень напротив Натальи, и глядя, как она насыпает в котелок кашу, заливает её водой из пятилитрового пластикового баллона и вешает котелок на крюк над огнём, нравоучительно произнёс:
— Человек — это не то, что в него входит, а то, что из него выходит.
Глубокомысленно изрёкши этот пассаж, подняв вверх указательный палец, он, не спеша, удалился.
— Он хотел сказать, что все мы — дерьмо. Но так тонко… Так по-французски, — не выдержала, не оставив фразу без своего комментария, Наталья.
Тётя Роза хихикнула.
В это время к сидящим у костра подошла пожилая худенькая женщина в белом платочке и с печальными умными глазами глубокого синего цвета. Она вела за руку мальчика лет семи.
— Можно, мы здесь, на бревне, около костра посидим? — спросила она, — А то, сейчас около палаток — так шумно. Да и мешаем мы, не одни же в палатке живём. Вот и посидим здесь пока, чтобы под ногами не путаться.
— Конечно, можно, — сказала Наталья.
— Когда-то я сюда первый раз приехала, чтобы духовное общение получить. Научиться внутренней работе. А сейчас просто потому, что очень мне тяжело. Так получилось, что я одна с внуком управляюсь. Никого у нас больше нет, — она немного помолчала, — И приехала я сюда теперь уже совсем за другим…
— А зачем? — спросил Сергей.