Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв.

Ю.А. Кизилов продолжает и сравнение развития западноевропейского и русского города эпохи средневековья. Сопоставив явления различных сфер жизнедеятельности городских сообществ, историк выявил «больше сходства, чем это… отмечается в литературе». При этом «источники не дают оснований проводить слишком резкое различие между политическим строем Руси домонгольского времени и первых десятилетий после нашествия». Вместе с тем в деятельности политических институтов (где преобладали феодальные структуры) «постепенно происходили изменения».[1219] Их эволюция растянулась на века, и лишь «с усилением крепостнических тенденций в России наметившееся к XVI в. расхождение пути развития институтов русского городского строя с общеевропейским становится более заметным. Но и тогда это своеобразие не выходило за пределы того, что можно было бы назвать межрегиональной неравномерностью развития».[1220]

Мрачной рисовалась картина эволюции русского средневекового города Н.Е. Носову. «Судьба русского города, как и судьба Русского государства, сложилась в известной мере катастрофично. Монгольское завоевание середины XIII века и последующее утверждение на Руси "татарского ига" нарушили нормальный поступательный ход развития русского народа и русской государственности. Вторая половина XIII–XIV вв. — период глубокого экономического упадка Великороссии, своеобразной аграризации большинства русских городов, резкого падения числа городских жителей, наступление деревни на город. Судя по летописям и археологическим данным, число русских городов в этот период уменьшается более чем в два раза. Кроме таких крупных центров, как Москва, Новгород, Псков, Тверь, Нижний Новгород, преобладающим типом городских поселений становятся княжеские вотчинные города — "стольные княжеские города" великих и удельных княжеств, имеющие сравнительно небольшие посады, а также боярские замки и пограничные города-крепости, в которых почти не было торгового и промышленного населения».[1221] Исследователь указывает (в сравнение опять-таки с Западом) на «недостаточное развитие городов как торгово-ремесленных центров в период средневековья, политическое бесправие большинства посадских городских общин (кроме Новгорода и Пскова), их задавленность феодализмом и неспособность противостоять складывающемуся в России XIV в. самодержавно-крепостническому строю».[1222] Слишком «затянут» у Н.Е. Носова и период, предшествующий возрождению русского города, который «начинается по существу только с конца XIV в.» и связывается им «с освобождением от зависимости от Золотой Орды и объединением русских земель вокруг Москвы, в рамках великого московского княжения».[1223]

Н.Е. Носов, полагаем, совершенно неоправданно пренебрегает политическими традициями, сложившимися в городах еще в древнерусский период и, безусловно, оказывавшими большое влияние на социальные и социально-экономические процессы городского развития. Не подтверждается и ряд других его выводов, что, в частности, показывает исследование В.А. Кучкина по истории городов Северо-Восточной Руси XIII–XV вв.[1224] В двух очерках В.А. Кучкин на основе всей имеющейся источниковой базы (впрочем, «база эта весьма скромна», замечает он) пытается вновь осмыслить эту проблему, остающуюся «еще недостаточно исследованной».[1225] Надо сказать, что в ряде случаев он приходит к выводам, которые несколько отличаются от принятых в отечественной историографии, более того, они позволяют иногда по-иному, нежели прежде, взглянуть на конкретный исторический процесс периода русского средневековья. Рассмотрим некоторые из них, так как они немаловажны для нашего понимания места русского города в общественном развитии этого периода.

Традиционно отмечая урон, нанесенный городам во время монгольского нашествия, В.А. Кучкин в то же время констатирует, что уже «в конце XIII — начале XIV вв. число городов в Северо-Восточной Руси несколько увеличивается», «со второй половины XIV в. рост числа городов в княжествах Северо-Восточной Руси идет гораздо интенсивнее», и к концу XIV в. там «было не менее 50 городов», т. е. «в два с лишним раза больше, чем в канун монголо-татарского завоевания».[1226]