Большинство отечественных историков считали и считают, что Русь, как территория и общество, не стала территорией «Джучиева улуса». Как отметил В.Л. Егоров, между «коренными» землями Северо-Восточной Руси и Золотой Орды существовали так называемые «буферные зоны», по сути разграничивающие русский и монгольский ареалы. Но это вместе с тем не облегчило положения Руси. Русь оказалась под тяжелым ордынским «игом», просуществовавшем почти два с половиной столетия. «Иго» отбросило страну, находившуюся в русле общеевропейского развития, на несколько столетий, обусловив ее отсталость и специфику в будущем. Таковы позиции противостоящих в настоящее время историографических сторон в «монгольском вопросе».
Нам кажется, что, несмотря на внешнюю антагонистичность, непреодолимых препятствий между ними нет. Но для этого необходимо несколько смягчить их положения, касающиеся внутреннего состояния и развития Руси «под игом». Нет сомнений, оценки отношений как «дружеских» или «благожелательных» действительности не соответствовали. Имело место противостояние двух этнообщественных систем (хотя, может быть, и близких в своей основе), и противостояние жесткое. С другой стороны, полагаем, что и взгляд на русско-ордынские отношения как на «тотальное» подчинение Руси Орде, выразившееся в форме постоянного «террора» по отношению к населению и княжью, по крайней мере несколько преувеличен.
Речь идет не о защите монголо-татарской политики на Руси, мы не стремимся к какой-либо апологетике монголо-татар. (Представляется, что история любого этноса не нуждается в защите и покровительстве, ибо в истории всех народов есть положительное и отрицательное, «черное» и «белое», если так вообще можно ставить вопрос.) Речь идет о создании по возможности более полной картины русско-ордынских отношений, полной и сбалансированной, без идеологических и прочих перекосов в ту или иную сторону. Речь также идет и о попытке объяснить некоторые (все, видимо, не удастся) элементы отношений (их истоки, причины), которые далеко не всегда укладываются в рационалистические схемы, привычные нам. Религиозные представления, нормы обычного права, явления быта, обрядность — все это (конечно, наряду с «классическими» экономическими, политическими отношениями) необходимо учитывать при изучении русско-ордынских отношений.
В соприкосновение пришли не только экономические, социальные и политические системы, не только кочевнический и оседлый миры, но и мировоззренческие системы: идеологические и ментальные. Без учета последних наше восприятие событий и явлений того времени обедняется и становится неадекватным средневековым реалиям.
Набеги, штурмы, насилия явно упрощают русско-ордынские отношения, как упрощают в целом и внутреннее развитие самой Руси, во многом сводя его лишь к навязанному влиянию монголо-татарских порядков.
Предлагаемые далее очерки и преследуют цель показать общее и отличное, то, что соединяло или разъединяло две крупные общественные системы евроазиатского средневековья. В конечном итоге — попытку перейти от трактовки русско-ордынских отношений как непрерывной борьбы к трактовке, предполагающей многостороннее и многоуровневое взаимодействие.[425]
Глава III.
«Батыево пленение»
Русские летописи, сообщающие о первом приближении монгольских войск, высказывают недоумение по поводу того, откуда пришли и что это за «языцы незнаеми». «Явишась языци, их же никтоже добре ясно не весть кто суть и отколе изидоша и что языкъ ихъ и которого племени суть и что вера ихъ…».[426]
Если об изначальном и последующем «месторазвитии» монгольского этноса мы сейчас осведомлены основательно,[427] то об общественном строе древних и средневековых монголов этого сказать невозможно. До сих пор в рамках проблемы «кочевого общества» ведутся дискуссии.
Начало изучения истории древних монголов и их общественных институтов восходит к XVII в. В России становление монголоведения происходит в начале XIX в. В научный оборот сразу же вводятся нумизматические и письменные источники. На их основе формируются некоторые общие представления об общественных отношениях, имевших место у древних и средневековых монгольских племен. Для первой половины — середины XIX в. необходимо отметить работы таких востоковедов-монголоведов, как И.Н. Березин, В.В. Григорьев, Д. Банзаров, Г.С. Саблуков. Дальнейшее изучение общества кочевников-монголов неразрывно связано с именами двух крупнейших востоковедов конца XIX — начала XX в. — В.В. Бартольда и Б.Я. Владимирцова.
В.В. Бартольду принадлежит заслуга проникновения в мир монгольского общества средневековья, показанного им действующим не только с позиций силы и разрушения, но и созидания — даже на завоеванных территориях.