Русь и Орда

– Случилось. Еще когда служил я брянскому князю Дмитрию Святославичу, однова посылал он меня гонцом в Мещерский Городец [89] , к главному князю ихнему, Бахмету Гусейновичу.

– Пошто имя-то у него басурманское? Татарин он, что ли?

– Из татар. У мещеряков прежде были свои князья, но татарские мурзы и беки их поперебили и после того долго резались промеж собою за Мещерский край. Лет сорок тому назад всех одолел ширинский князь Бахмет и крепко сел в Мещерском Городце. Вот к нему-то я и ездил.

– Неужто и посейчас он жив?

– Нет, умер давно. Ныне над Мещерою княжит сын его, Беклемиш.

– Он уже не Беклемиш, а Михайло, – вставил князь, до сих пор не принимавший участия в разговоре. – Муромский владыка Василий уговорил его принять православную веру. Сам князь Василий Ярославич крестным отцом был. Оженился же тот Беклемиш-Михайло на княжне Стародубской, так что вскорости род князей Мещерских станет русским. Да и всех соседей своих чужеплеменных вберет в себя помаленьку матушка-Русь, как многих уже вобрала. Вот, к примеру, в этих местах прежде обитали народы: меря, весь, мурома, голядь и иные. Пришедь сюда, славяне, предки наши, никого из них не убивали и слишком не утесняли, как то делали, да и поныне делают немцы в литовских и в славянских землях. А где теперь все эти народы? Без насильности и понуждения все целиком растворились в русском море, уже и память о них забывается. Тако же само невдолге будет с мещерою и с мордвой.

– Ну, мордва-то больше к татарам клонится, – заметил Никита.

– Не сама она клонится, а гнет татарский ее клонит. Мордовские земли лежат по самому краю Дикого поля, всего ближе к Орде, ну татарские князья и понарезали там себе улусов [90] .

– Стало быть, у мордвы тоже своих князей нет? – спросил Лаврушка.

– Не у всей. Мордва делится на два племени: те, что живут ближе к нам, зовутся эрзя, а ближе к Орде – то мокша. У каждого из тех племен свой язык и свои обычаи. По виду эрзяка от русского, почитай, и не отличишь, ну а мокша уже иная: ей, видать, половцы да татары изрядно своей крови подбавили. И у эрзи досе есть свои князья, а мокшу еще в прошлом веке покорил ордынский князь Елортай Темиров, и с той поры ею правят его потомки. Мокша, вестимо, отатарилась. Бабы у них, к примеру, ходят в штанах и в чалмах, мужики тоже одеваются по-татарски. А эрзя не то: она больше от нас перенимает, нежели от татар.

– А вера у эрзи тоже наша?

– Есть среди них православные, но не столь много, как у мещеры. Мордва еще крепка в своем язычестве. Богов у них много, но выше всех они почитают одного, который будто бы живет под землею и посылает людям урожай. Как зовется тот бог, я запамятовал, но один чернец, долго живший среди мордвы, мне сказывал, что перед посевами яровых и озимых каждый мордовский хозяин выносит в поле какую-либо снедь и закапывает ее в землю, чтобы этого урожайного бога задобрить. И те, что приняли нашу или татарскую веру, все одно от сего обычая не отступаются, хоть ты с них голову снимай.

– А сквозь черемису мы тоже поедем? – спросил Лаврушка, подбрасывая в костер сухих сучьев.

– Нет, черемису и булгар мы объедем Вятской землей, – ответил Василий. – Путь наш от этого чуток удлинится, но будет много спокойней: черемиса народ дикий, она еще толком не умеет и землю пахать, а промышляет больше охотой да разбоем. В Булгарии же легко повстречаться с ордынскими отрядами. Ну а вятичей давно уже покорили новгородцы. Там поставлены русские города, татары туда не суются, так что поедем все одно как по своим землям.

В продолжение этого разговора Никита не забывал время от времени поворачивать над огнем вертел. Наконец гусь подрумянился со всех сторон и стал источать столь дразнящее голодные желудки благоухание, что даже любознательный Лаврушка, собиравшийся расспросить князя о вятичах, вместо очередного вопроса неожиданно для себя самого сказал:

– А ведь пора его есть, не то пережарится!

– Дело, – согласился Василий. – Ну что же, давайте вечерять да и спать. Путь назавтра предстоит трудный, и выехать надобно чем свет.

Пока Никита резал на куски гуся, Лаврушка проворно открыл одну из переметных сум, извлек из нее баклагу с водкой, хлеб и кое-какую снедь, захваченную из Пронска.

Проголодавшиеся путники плотно поужинали и, подбросив в костер побольше дров, тут же заснули на разостланных конских попонах, подмостив под головы седла.

* * *

С рассветом тронувшись в путь, Василий, Никита и Лаврушка много часов пробирались узкими лесными тропами, а то и просто чащобой, стараясь по солнцу держать направление на север, где верстах в тридцати от места ночлега им надо было выйти на довольно крупную реку Нарму.