Русь и Орда

– Дрянной человек, – ответил эмир. – Это не здешний чингисид – он из династии Чагатая [134] и к нам приблудился недавно, после того как устроил в Мавераннахре неудачный заговор против своего дяди, хана Касана. Боясь, что Узбек его выдаст, он бежал не в Золотую Орду, а к хулагидам, но вскоре и там что-то натворил и тогда явился к нам. Наш хан его принял потому, что собирается воевать с Золотой Ордой и этот Хисар ему может пригодиться, если Мавераннахр станет на сторону Узбека. Но Мубарек его не любит и ему не доверяет. Он не дал Хисару ни улуса, ни тумена, а держит его при себе и иной раз посылает по всяким, не очень важным делам. Вот и сейчас по поручению хана он объезжал степные тумены, проверяя поголовье лошадей. Это злой человек, подлый человек! И угораздило же тебя с ним связаться! – закончил Суфи-ходжа.

– Да что же мне оставалось делать, коли он на меня наскочил?

– Я понимаю, князь. Но он тебе этого никогда не забудет.

– Э, что он сделает, ежели хан на моей стороне?

– Ядовитая змея ждет случая и жалит исподтишка. А Хисар – это змея в человечьей коже. И ты его опасайся, князь!

Василия не очень обеспокоили слова эмира. Но случаю было угодно в этот же день укрепить ненависть Хисара-мурзы новым, досадным для него обстоятельством.

Выйдя от хана в состоянии крайнего раздражения, он приказал своим людям ставить себе шатер. Его происхождение давало ему право расположиться в непосредственной близости от ханского дворца, но возле него свободных мест не оказалось. Справа стоял шатер царевича, сзади, полукругом, юрты жен и приближенных Мубарека, а слева, как раз там, где, по мнению Хисара-мурзы, надлежало стоять его шатру, место тоже было занято.

В гневе Хисар направился было к этому новому шатру, чтобы выяснить, кто осмелился посягнуть на его права, но, увидев выходящего оттуда Никиту, внезапно понял все. Взбешенный, он бросился к везиру, но последний сказал, что шатер русскому великому князю поставлен здесь по личному повелению хана Мубарека.

– Значит, в то время, как эти русские собаки, да поразит их Аллах стрелами своего гнева, будут жить рядом с ханом, я, потомок великого Чингиса, должен ставить свой шатер на задворках? – запальчиво спросил Хисар-мурза.

Он так долго возмущался и выходил из себя, что везир в конце концов отправился к Мубареку. Но ответ последнего был малоутешительным: Хисару-мурзе поставить свой шатер там, где найдется свободное место.

И волей-неволей незадачливому отпрыску Чингисхана пришлось поместиться в ряду тысячников.

Глава 46

Зимою татары живут в теплых местах, где есть трава для скота, а летом кочуют по равнинам, в местах прохладных, где есть вода, рощи и пастбища.

Повозки у них покрыты черным войлоком, да так хорошо, что никакой дождь не промочит. В них впрягают волов и верблюдов и перевозят жен и детей. Жены у них славные, мужьям верны и хорошо хозяйничают. Они продают и покупают все, что нужно мужу, и делают все по хозяйству. Мужья ни о чем не заботятся, только воюют и охотятся на зверей и птиц. С чужою женой ни за что не лягут и считают это делом нехорошим и подлым.

Марко Поло,венецианский путешественник, XIII в.

Нестерпимо медленно тянулась долгая сибирская зима. Василий изнывал от тоски, сидя в своем засыпанном снегом шатре и прислушиваясь к завываниям вьюги. Единственным его развлечением оставались бесконечные разговоры с Никитой и с Лаврушкой, которые так же томились в этой чужой и непривычной обстановке. Эти разговоры, понятно, были насыщены воспоминаниями о прошлом, от которых потом, когда мысли снова возвращались к суровой действительности, становилось еще тяжелее на сердце.

Временами тяга на родину охватывала Василия с такой силой, что все причины, побудившие его к отъезду, начинали казаться ему не столь уж важными.

«В самом деле, – думал он, – разве нельзя было просто поехать к хану Узбеку и растолковать ему, как и почему все это приключилось? Или, подняв народ, биться с козельскими ворами и их пособниками?» Почему он, наконец, не согласился остаться на княжение в Брянске? Небось все бы как-нибудь обошлось и не сидел бы он теперь за тридевять земель, в этом проклятом татарском шатре!

И, настроившись на такой лад, Василий клялся в душе, что, едва лишь сойдут снега и проезжими станут дороги, он тотчас же пустится в обратный путь, а там будь что будет!