Русь и Орда Книга 2

– Я рад, что мы поняли друг друга, благородный хан, – с неуловимой для Айбека насмешкой в голосе ответил Карач-мурза. – Я именно это и хотел сказать.

Глава 38

Недели две прошли тихо, хотя под этой внешней оболочкой спокойствия вызревали и крепли страсти, готовые каждую минуту перерасти в события.

Тулюбек– ханум, находившаяся в постоянном общении с Карач-мурзой, все прочнее опутывала его сетями своих тонко рассчитанных чар и по мере того, как он поддавался им, – открывала ему те карты своей игры, которые можно было открыть. Наконец ему стало совершенно ясно, что она думает о захвате ханского престола в Сарае-Берке и нуждается для этого в его помощи.

Исходя из этого открытия, он, как человек умный и умеющий мыслить последовательно, прежде всего заключил, что Тулюбек-ханум, решительно отвергающая все домогательства Айбека, не согласится выйти замуж и за него самого, – несмотря на явно оказываемое ему предпочтение и ее очевидную благосклонность, пусть даже вполне искреннюю: она хотела царствовать и повелевать сама, а при наличии мужа это становилось невозможным.

Желая проверить – так ли это, он при первом же удобном случае довольно открыто дал ей почувствовать, что рад был назвать ее своей женой. Она предпочла не понять этого намека и тотчас перевела разговор на другое, из чего стало ясно, что он в своих предположениях не ошибся.

Понял он также и то, почему она в этом деле решила опереться на его помощь, а не на помощь хана Айбека: захватив Сарай, Айбек, конечно, сел бы на ханский престол сам тогда как Карач-мурза, как сын русского князя и чингисид только по материнской линии, в силу свято соблюдавшегося в Орде обычая, на это не имел права.

Вначале затея Тулюбек-ханум показалась ему простым ребячеством, неосуществимым капризом легкомысленной и избалованной женщины. Но с каждым новым разговором, неизменно обнаруживая в ее рассуждениях много ума и здравого смысла, а одновременно все сильнее подпадая под власть ее обаяния, – он начал изменять свое первоначальное мнение и расценивать ее планы как нечто разумно обоснованное и практически осуществимое.

«Почему бы и нет? – думал он. – Разве это будет первый случай? Ведь и другие женщины правили государствами. И если быть справедливым, – она имеет на золотоордынский престол больше прав, чем все те ничтожные и недостойные уважения ханы, которые теперь будут пытаться выгнать Джанибека из Сарая и сесть на его место. И уж наверное Тулюбек-ханум сумеет править не хуже любого из них, – она, по крайней мере, умна. А если так, почему не помочь ей? Надо только хорошо подумать, как лучше всего взяться за дело, чтобы не провалить его».

Он принимался тщательно перебирать в уме всех заволжских улусных ханов, взвешивая их силы и возможности, учитывая общую обстановку в Орде и все те обстоятельства, которые могли способствовать успеху Тулюбек-ханум. И в свете этих размышлений в нем все тверже укреплялась уверенность в том, что ее намеренья вполне осуществимы и что он сумеет претворить их в жизнь. Грандиозность этой задачи постепенно увлекла его, как азартного игрока увлекает особенно крупная и рискованная игра. Когда все это в нем созрело, он заявил Тулюбек-ханум, что согласен оказать ей необходимую помощь, и они принялись действовать.

Прежде всего, нужно было освободиться от присутствия хана Айбека и сделать это, по возможности, без кровопролития.

Айбек был зол и мрачен, с каждым днем все более накаляясь. Он уже несколько раз говорил с хатунью, торопя ее с отъездом, но неизменно получал ответ, что она еще чувствует себя очень слабой и что если он спешит, – ему лучше продолжать путь, не ожидая ее. Все это казалось ему крайне подозрительным, но до того дня, когда она обещала сказать – согласна ли стать его женой, оставалось уже немного, и он рассудил, что благоразумнее всего подождать, не обнаруживая бушевавшего в нем гнева.

Ревность его тоже постепенно возрастала, но для открытого ее проявления пока не было серьезного повода: при встречах Карач-мурза всегда бывал с ним отменно вежлив и мелких грубостей, срывавшихся иной раз с языка у хана, казалось, не замечал. Шатер Тулюбек-ханум он посещал не чаще, чем сам Айбек, и никогда там долго не оставался.

Таким образом, дурное настроение Айбек-хана пока выражалось лишь в том, что он, разъезжая по стойбищу, с утра до вечера придирался к своим людям и жестоко расправлялся с каждым за самую ничтожную провинность.

Это обстоятельство не укрылось от Тулюбек-ханум и было ею использовано: она тоже начала появляться в лагере, ласково беседуя с людьми, проявляя о них заботу и делая мелкие подарки женам и детям воинов. Несколько раз она, в присутствии других, просила Айбек-хана о прощении провинившихся или о смягчении наложенных на них наказаний. Однажды устроила у себя в юрте достархан, на который, в числе прочих, пригласила всех тысячников Айбека и для каждого из них нашла несколько милостивых слов и обещаний.