Русь и Орда. Книга 2

– Знаю их. Оба ныне в деньгах и ворочают на Руси большими делами. – Мог бы и ты. Да погоди: не тебя ли тогда повелел государь наш, Дмитрей Иванович, бить батогами и гнать из Москвы за то, что спустил ты его приказному гнилое сукно для дворцовой стражи?

– Меня, боярин… А в чем моя вина? Всякий купец хочет продать свой товар, будь он добрый, будь он худой. Его силком не навязывал, – надо было глядеть. На то покупщику и глаза дадены, чтобы он видел, что берет. И коли я оказался в торгу сильнее и сметливее, так за то меня батогами бить?!

*Булгар – столица Волжской Болгарин, находился при впадении Камы в Волгу, где ныне находится село Болгары.

**Оксамит – рытый шелковый бархат. Узорочье – драгоценности.

***Гость – иноземный купец или русский, торгующей с заграницей.

– Ну, это как сказать. По мне, сметливее оказались те твои земляки, кои торговали по совести и с того в Москве забогатели. У нас это ныне легко, – только почни да не плошай! Тебе же туда пути заказаны… До поры, вестимо, покуда княжит над Русью Дмитрей Иванович.

– Коли так, мне Москвы больше не видать: но летам князь ваш мне в сыны годится, он меня вдвое переживет. А жаль. Все же тогда успел я купить близ Москвы сельцо и добрую пустошь. Думал – сгодится, ан теперь пропадет зазря.

– Как знать? Не редкость люди и в молодых годах помирают, особливо князья. Наипаче когда есть охотники в том им помочь,

– А что? – насторожился Некомат. – Нешто Москве не люб этот князь?

– Москва – это тебе не один человек. Кому люб, а кому и не люб. Немало есть таких, которые втайне держат сторону Михаилы Тверского. То вельми понятно: Дмитрей Иванович, по себе знаешь, норовом крут и многих достойных людей изобидел зря. А князь Михаила сердцем кроток и, к тому, щедр.

– Вот ему бы на Руси и княжить, – вздохнул Некомат. – Можно было бы вершить Дела. Дай-то Бог!

– Будешь плох, не даст и Бог. А коли есть догадка, – на Москве денег кадка, – усмехнувшись, промолвил Вельяминов и, помолчав, добавил: – Небось рад, что не угодил на каторгу?

– Век не забуду того, милостивец, как ты меня от погибели спас! И коли оставишь меня на воле, вот те крест святой: не минет и года, как возверну тебе все сполна, что ты отдал за меня татарину. А ежели велишь остаться у тебя в холопах, – на то теперь твоя воля, и я ее должен исполнить.

– Холопов у меня и без тебя хватает, – небрежно сказал боярин. – Я тебя откупил лишь по жалости, – обидно мне стало, что поганый басурман на русского человека надевает ошейник, ровно на пса. Ты свободен, как и досе был, а той тысячи дирхемов можешь мне вовсе не отдавать, – для меня это безделица. Я еще и другое сделаю: дам тебе взаем сколько потребно, дабы снова ты стал на ноги, как подобает купцу столь старого рода. Расторгуешься – отдашь, а то и просто отслужишь. Мне здесь, при Мамае, верный человек надобен.

– Да воздаст тебе Господь сторицею за доброту и за ласку твою, боярин! А уж во мне не сумневайся. Когда тебе то потребуется, – только скажи! В лепешку расшибусь, руки и ноги себе узлами позавязываю, а сделаю все, как надо! У меня тут лазейки есть повсюду.

– Вот и ладно. Когда будет надобно, пришлю гонца. Коли он тебе покажет серебряный дирхем Узбековой чеканки, с дыркой посредине, – ему верь во всем и сделай, что он скажет, И помни крепко: мне в моих делах пособишь, – себе путь в Москву откроешь. А там денег кадка… Смекаешь?

– Лучше некуды, боярин! Я ведь тоже не на руки обувки надеваю! За меня будь надежен.

Глава 47

Рязанци же гордомысленни на рать идучи рекоша друг другу: не емлем братья, с собою доспехов, ни щитов, ни копья, ни иного коего оружия, токмо ужища и ременье емлем, было бы чем взять москвичей, понеже суть страшливы и не крепки. И бысть им сеча лютая на Скорнищеве, и поможе Бог князю Дмитрею одолеша рязанцев, а князь Олег едва убежа.

Вологодская летопись