Русь и Орда. Книга 2

Девятилетний крепыш Юсуф был, наоборот, застенчив и медлителен, он долго дичился отца, и склонности его еще трудно было определить.

Вскоре после приезда Карач-мурза купил сыновьям по маленькой, но настоящей сабле, в нарядных, изукрашенных черненым серебром ножнах. Дарить мальчикам оружие, чтобы они с детства приучались владеть им, было у татар в обычае.

При виде такого подарка глаза Рустема вспыхнули радостью. Почтительно поблагодарив отца, он тотчас вынул саблю из ножен и как зачарованный впился взором в светлый, волнистый узор, растекающийся но темному грунту клинка. Потом, упершись острием в пол, попробовал саблю на гибкость, щелкнул по ней ногтем и, прислушавшись к мелодичному, медленно замирающему звуку, востороженно воскликнул:

– Настоящий табан!

– Верно, сын, – с удивлением промолвил Карач-мурза. – Я вижу, ты уже хорошо разбираешься в оружии.

– Я без ошибки отличу табан от гинды и от хорасана, – с гордостью сказал Рустем. – А ну, покажи твою, – обратился он к Юсуфу, который, не в пример брату, отнесся к подарку довольно равнодушно. – Ну, это нейриз, сразу видно: у него узор почти такого же цвета, как основа!

Весь день Рустем не расставался со своей саблей. Прежде всего он старательно принялся ее оттачивать и удовлетворился только тогда, когда она стала легко перерубать подброшенную в воздух тряпку. Затем ушел в сад и там до темноты рубил развешенные на нитках глиняные шарика и прутья, которые вставлял в особую, видимо уже давно служившую ему подставку. Ложась спать, он положил саблю к себе под голову.

*Табан, хорасан, гнида и нейриз – сорта среднеазиатской булатной стали. Особенно высоко ценился табан, нейриз был качеством ниже остальных трех.

Утром, проснувшись рано в подойдя к открытому окну, Карач-мурза остановился как вкопанный: в саду, на низкой каменной стене сидел тощий кот, весь поглощенный созерцанием стайки воробьев, опустившихся на соседнее дерево, сзади, с саблей в руке, бесшумно подходил к нему Рустем. Еще миг, – сверкнуло серебряное пламя клинка, и голова кота завертевшись в воздухе, упала па землю.

– Зачем ты убил кота? – строго крикнул Карач-мурза, несмотря на овладевшее им возмущение, подсознательно отмечая про себя мастерство удара.

–  Как зачем? – удивился Рустем. – Чтобы научиться!

– Учиться надо так, как ты учился вчера. Ты учишься быть воином, а не мясником!

–  На войне надо будет рубить головы. И я хотел попробовать, как рубится настоящая голова.

– Вот на войне и будешь пробовать! Там каждый, рубит чужие головы, может потерять свою, и каждый имеет возможность защищаться. А ты убил беззащитное животное.

– Это чужой кот, – пробормотал смущенный Рустем.

– Все равно. Он тебе ничего плохого не сделал, и Аллах дал ему жизнь не для того, чтобы ты ее отнял.

«А разве тем людям, которых я буду убивать на войне, жизнь дал не Аллах?» – хотел возразить Рустем. Но, вспомнив, что с отцом нельзя спорить, он покорно ответил: Хорошо, отец, я больше не буду рубить котов.

– Ну, а ты? – спросил Карач-мурза у Юсуфа, который, стоя сбоку, молча наблюдал за происходившим, – Тебе не жалко кота?

– Нет, – подумав, ответил мальчик, – Кот убивает птичек, а Рустом убил кота. Так ему и надо!

– Гм… Это не одно и то же: кот убивает птичек, чтобы их съесть, потому что Аллах определил ему питаться птичками и мышами. А Рустем убил кота зря. Ну, а птичек тебе жалко?

– Птичек жалко. Они хорошо поют и никого не убивают.

– Значит, ты понимаешь, что нехорошо убивать без необходимости?

Но необщительный Юсуф, – то ли был иного мнения, то ли полагал, что он и так уж чересчур разоткровенничался, замолчал и в ответ на все попытки отца продолжить с ним разговор только посапывал носом и смущенно переминался с ноги на ногу.

Глава 49

В лето 6861(1373 г.) бысть в Орде великая замятня и мнози князя ордынскиа межу собою избиени быша, а татар без числа паде, тако убо гнев Божии приде на них по беззаконию их.

Полн. собр. русских летописей.

В середине лета к Карач-мурзе прибыл гонец из Сарая-Берке и привез чрезвычайные известия: месяц тому назад город врасплох захватил Айбек-хан и устроил там страшную резню. По его приказанию Тулюбек-ханум, перед тем пробывшая три дня его наложницей, была завязана в мешок с живыми кошками и брошена в Волгу, а Улу-Керим на крюке, поддетом ему под ребра, повешен на степс Алтын-Таша.