Русь и Рим. Средневековые хронологи «удлинили историю». Математика в истории

Публикация работ Гошара и Росса поначалу вызвала громкий скандал, но затем, будучи не в состоянии возразить что-либо по существу, оппоненты свернули дискуссию и окружили их исследования завесой молчания.

Гошар и Росс проделали действительно замечательную работу. Сразу скажем, что сегодня, располагая данными, неизвестными Гошару и Россу, мы не можем согласиться с их выводом, будто «История» Тацита – фальсификат. Из обнаруженных нами фактов и исходя из новой хронологии мы считаем, что «История», скорее всего, является подлинником, но описывающим не какую-то ветхую древность, а реальные события Средних веков.

Это не означает, конечно, что исследование Гошара и Росса утрачивает смысл. Они действительно обнаружили явные следы, указывающие на позднесредневековое происхождение рукописи Тацита. Гошар и Росс ошиблись лишь в одном – в интерпретации своего собственного результата. Не подозревая об ошибочности хронологии Скалигера – Петавиуса, они расценили выявленные ими факты как доказательство подложности «Истории». С нашей же точки зрения, эти факты могут указывать на XV–XVI века н. э. как на время создания «Истории» – подлинного исторического текста, описывающего события XII–XVI веков н. э.

А теперь посмотрим, в какой атмосфере «обнаруживались» в эпоху Возрождения «древние» рукописи. Одним из самых ярких писателей Возрождения якобы XV века считается Браччолини. Он автор первоклассных исторических и моралистических книг. «О богословских вопросах… он умеет говорить языком, который без подписи Браччолини всякий принял бы за язык какого-либо из отцов церкви». Он автор археологического руководства по изучению памятников Рима и известной «Истории Флоренции» – труда типа Тацитовых «Анналов». А. Амфитеатров так характеризовал Браччолини: «Этот блистательный подражатель был в полном смысле слова властителем дум своего века. Критика ставила его на один уровень с величайшими авторами Возрождения… Первую половину итальянского XV века многие находили возможным определять «веком Поджо»… Флоренция воздвигла ему заживо статую, изваянную резцом Донателло».

Поджо Браччолини вел широкий образ жизни и поэтому вечно нуждался в деньгах. Амфитеатров пишет: «Источником добавочных доходов явились для него розыски, приготовление и редактирование списков античных авторов. В XV веке… это была очень доходная статья. При содействии флорентийского ученого, книгоиздателя… Никколо Никколи (1363–1437)… Поджо Браччолини устроил нечто вроде постоянной студии по обработке античной литературы и привлек к делу целый ряд сотрудников и контрагентов, очень образованных, но сплошь – с темными пятнами на репутациях… Первые свои находки Поджо Браччолини и Бартоломео ди Монтепульчано сделали в эпоху Констанцского собора… В забытой, сырой башне Сен-Галленского монастыря, «в которой заключенный трех дней не выжил бы», им посчастливилось найти кучу древних манускриптов: сочинения Квинтилиана, Валерия Флакка, Аскония Педиана, Нония Марцелла, Проба и др. Открытие это сделало не только сенсацию, но и прямо-таки литературную эпоху».

Спустя некоторое время Браччолини обнаружил фрагменты «из Петрония» и «Буколики» Кальпурния. Обстоятельства этих находок не выяснены.

Помимо оригиналов Браччолини торговал и копиями, сбывая их за огромные деньги. Например, продав Альфонсу Арагонскому копию рукописи Тита Ливия, Поджо на вырученные деньги купил виллу во Флоренции. «С герцога д\'Эсте он взял сто дукатов (1200 франков) за письма св. Иеронима, – и то с великим неудовольствием… Клиентами Поджо были Медичи, Сфорца, д\'Эсте, аристократические фамилии Англии, Бургундский герцогский дом, кардиналы Орсини, Колонна, богачи, как Бартоломео ди Бардис, университеты, которые в ту пору… либо начинали обзаводиться библиотеками, либо усиленно расширяли свои старые книгохранилища».

Перейдем к истории открытия книг Тацита. Основные списки книг Тацита, так называемые Первый и Второй Медицейские кодексы, хранятся во Флоренции, в книгохранилище, среди директоров-устроителей которого и был сам Поджо. Списки, согласно скалигеровской хронологии, являются прототипами всех других древних списков Тацита. Первое печатное издание Тацита было осуществлено якобы в 1470 году со Второго Медицейского списка или с его копии, якобы хранившейся в Венеции, в библиотеке Святого Марка. «Но отсюда он исчез, а может быть, никогда в ней и не был».

«Два Медицейских списка… дают полный свод всего, что дошло до нас от исторических произведений Тацита». Скалигеровская хронология считает, что Тацит родился в интервале 55–57 годов н. э. «Год смерти Тацита неизвестен», – констатирует современный комментатор. Таким образом, традиционно предполагается, что Тацит жил в I веке н. э.

Затем его имя исчезает на многие века вплоть до эпохи Возрождения. Гошар и Росс собрали все упоминания о Таците ранее того времени, когда его рукописи были найдены. Оказывается, этих упоминаний совсем немного, причем они носят весьма общий и неопределенный характер и могут относиться к людям, не имеющим ничего общего с автором «Истории». Следовательно, даже в скалигеровской хронологии никаких реальных сведений о Таците – авторе «Истории» – ранее XV века практически нет!

Как же «нашли Тацита»? Вновь обратимся к Амфитеатрову: «В ноябре 1425 года Поджо из Рима уведомил Никколи во Флоренции, что «некий монах» предлагает ему партию древних рукописей… в числе их «несколько произведений Тацита, нам неизвестных»». Никколи немедленно соглашается на сделку. Но покупка почему-то затягивается на много месяцев. «Поджо тянет дело под разными предлогами… На запрос Никколи Поджо дал довольно запутанный ответ, из которого ясно только одно, что в эту пору книги Тацита у него еще не было… С монахом Поджо что-то немилосердно врет и путает: монах – его друг, но, будучи в Риме, почему-то не побывал у Поджо… книги в Герсфельде, а получить их надо в Нюрнберге и т. д.».

Раздраженный Никколи вытребовал себе «обнаруженный» Поджо каталог книг. И тут неожиданно выяснилось, что «в каталоге никакого Тацита не оказалось»! И далее: «В такой странной волоките недоразумений, имеющих вид искусственности, проходят 1427 и 1428 годы». Наконец в 1428 году Поджо извещает Никколи, что таинственный монах опять прибыл в Рим, но – без книги!

«Растянувшись чуть ли не на пять лет, открытие Поджо огласилось раньше, чем было совершено, и вокруг него роились странные слухи. Последним Никколи очень волновался, а Поджо отвечал: «Я знаю все песни, которые поются на этот счет… Так вот же, когда прибудет Корнелий Тацит, я нарочно возьму, да и припрячу его хорошенько от посторонних». Казалось бы, – справедливо замечает Гошар, – самою естественною защитою рукописи от дурных слухов (было бы – Авт. ) показать ее всему ученому свету, объяснив все пути, средства и секреты ее происхождения. Поджо, наоборот, опять обещает хитрить».

Гошар и Росс обнаружили, что в «много позднейшем издании писем своих к Никколи Поджо, упустив из виду даты переписки своей о Таците 1425–1429 годов, с каким-то задним намерением фальсифицировал даты 28 декабря 1427 года и 5 июня 1428 года в двух вновь оглашенных письмах».

В этих письмах Поджо просит Никколи выслать ему (?!) другой экземпляр Тацита, находящийся будто бы уже у Никколи. Сопоставляя даты переписки и тексты писем, Гошар утверждает, что этот таинственный «второй экземпляр» есть не что иное, как Первый Медицейский список, обнаруженный якобы лишь много лет спустя! Гошар утверждает, что «даты писем подложны, сочинены post factum (после – Авт. ) появления в свет Тацита от имени Никколи затем, чтобы утвердить репутацию первого… списка (так называемого Второго Медицейского – Авт. ), вошедшего в обиход разных княжеских библиотек, и подготовить дорогу второму списку». Сегодняшние историки считают, что эти два списка были обнаружены в обратном порядке.

А. Амфитеатров (которого мы здесь часто цитируем) писал: «Изучая историю происхождения Первого Медицейского списка (обнаруженного вторым – Авт. )… нельзя не отметить, что повторяется легенда, окружавшая 80 лет тому назад список Никколо Никколи… Опять на сцене северный монастырь, опять какие-то таинственные, неназываемые монахи. Какой-то немецкий инок приносит папе Льву X начальные пять глав «Анналов». Папа в восторге, назначает будто бы инока издателем сочинения. Инок отказывается, говоря, что он малограмотен. Словом, встает из мертвых легенда о поставщике Второго Медицейского списка (найденного первым – Авт. ), герсфельдском монахе… Посредником торга легенда называет… Арчимбольди… Однако Арчимбольди не обмолвился об этом обстоятельстве ни единым словом, хотя Лев X – якобы через его руки – заплатил за рукопись 500 цехинов, т. е. 6000 франков, по тогдашней цене денег – целое состояние (тут не до хронологии! – Авт. )».

Эти вечные таинственные монахи, без имени, места происхождения и жительства, для Гошара – продолжатели фальсификационной системы, пущенной в ход Поджо Браччолини. «Их никто никогда не видит и не знает, но сегодня один из них приносит из Швеции или Дании потерянную декаду Тита Ливия, завтра другой из Корвеи или Фульды – Тацита и т. д., – всегда почему-то с далекого, трудно достижимого севера и всегда как раз с тем товаром, которого хочется и которого недостает книжному рынку века». Изучение переписки Поджо лишь усиливает подозрения. Авторы писем либо вообще умалчивают о находках, либо приводят взаимоисключающие версии.

«Бейль рассказывает (уже в XVIII веке – Авт. ), что папа Лев X так желал найти недостающие главы Тацита, что не только обещал за них деньги и славу, но и отпущение грехов. Удивительно ли, что их поторопились найти? (Тут не до хронологии – Авт. ). Итак, обе части Тацитова кодекса (списка) одинаково загадочны происхождением своим. Гошар предполагает по единству темнот и легенд, их окружающих, что они обе – одного и того же происхождения и общей семьи: что они вышли из римской мастерской флорентийца Поджо Браччолини».

Гошар и Росс приводят данные, наглядно показывающие изумительную способность Поджо к перевоплощению. Для Поджо латынь – родной язык. «Он пишет не иначе как по-латыни и как пишет! По гибкости подражания – это Проспер Мериме XV века… Когда читателю угодно, Поджо – Сенека, Петроний, Тит Ливий; как хамелеон слова и духа, он пишет под кого угодно».

Анализ книг Тацита обнаруживает серьезные расхождения между их содержанием (об истории и географии античного Рима) и принятой сегодня скалигеровской версией древнеримской истории. По свидетельству Амфитеатрова, «громадный список противоречий приводит и Гастон Буассье… Перечислив множество ошибок (ошибок ли? – Авт. ), которые не мог сделать римлянин первого века (в представлении скалигеровских историков – Авт. ), Гошар отмечает те из них, которые обличают в авторе чело века с мировоззрением и традициями XV века».

Это важный момент. Для Гошара, Росса, Гастона Буассье и других критиков Тацита, все это – доказательства подложности «Истории». Будучи воспитанными на скалигеровской истории, эти авторы не в состоянии были трактовать иначе обнаруженные ими противоречия. Для нас же никаких противоречий здесь нет. Достаточно предположить следующее: «История» Тацита описывает реальные события XII–XVI веков н. э. И Тацит, как автор XV–XVI веков, естественно, имеет «мировоззрение и традиции XV века». И обнаруженные историками «промахи» оказываются свидетельствами подлинности «Истории» Тацита, но только при условии, что мы перенесем описываемые события в Средние века.

В то же время Гошар и Росс вскрыли действительно исключительно странные обстоятельства появления на свет «Истории» Тацита. По их мнению, эти обстоятельства указывают на подлог. По-нашему – на редактирование Поджо подлинного текста «Истории». А может быть, «Тацит» – это просто литературный псевдоним Поджо Браччолини? Он действительно мог описать события античного Рима, происшедшие в XII–XVI веках н. э., опираясь на какие-то подлинные, известные ему документы. Судите сами.

Вновь процитируем Амфитеатрова: «В Лондоне он (Поджо – Авт. ) жил, очень обманутый в расчетах на щедрость Бофора… В 1422 году… Пьеро Ламбертески предлагает ему проект какой-то исторической работы, которая должна быть выполнена по греческим источникам и в строгом секрете, в трехгодичный срок, во время которого Поджо будет обеспечен гонораром в 500 золотых дукатов. «Пусть он даст мне шестьсот и – по рукам!» – пишет Поджо, поручая Никколи сладить это дельце. «Занятие, им предлагаемое, очень мне нравится, и я надеюсь, что произведу штучку, достойную, чтобы ее читали»…

Итак, Ламбертески предлагал Поджо выполнить какой-то тайный исторический труд. Тайна предполагалась настолько строгой, что Поджо должен был работать в Венгрии, между тем как считалось бы, что он все еще находится в Англии. Для работы этой он должен был изучать греческих авторов… В этой работе ему предстояло состязаться с античными историками, чего он хотел и боялся. И наконец, весь секрет, которого от него требовали, а он принимал, показывает, что дельце-то предполагаемое было, хотя и литературное, и ученое, но – не из красивых».

Ламбертески имел моральное право обратиться к Поджо с таким предложением, так как тот был уже один раз уличен в изготовлении фальсификата: несколькими годами раньше он опубликовал у Никколи «Комментарии Квинта Аскония Педиана». «Оригинала, с которого были выпущены эти «Комментарии», никто никогда не видел, а все копии Никколи переписывал тоже с копии, присланной ему Поджо из Констанца. Успех был громадный, хотя… ученый мир быстро разобрал, что дело тут неладно…

Успех подложного Аскония Педиана вызвал серию других подлогов от имени того же фантастического автора, но все они были слишком грубы и немедленно разоблачались. Поджо… оказался лишь искуснее других… Прежде чем начать свою аферу с Тацитом, он пробует запродать Козьме Медичи и Леонелло д\'Эсте какой-то великолепный экземпляр Тита Ливия – и опять в таинственной обстановке: на сцене дальний монастырь на островке Северного моря, шведские монахи и пр. Тут дело вряд ли шло о подлоге сочинения, но очень могло идти – о подлоге экземпляра. Известно, что Поджо владел ломбардским почерком в совершенстве, а именно такой рукописью он и соблазнял… принцев. Но тут у него дело сорвалось, и затем драгоценный экземпляр исчезает куда-то без вести…

Замечательно, что в этот период жизни своей Поджо, столь вообще плодовитый, не пишет ничего своего… Зато он бесконечно много учится, – и систематически, односторонне, видимо, дрессируя себя на какую-то ответственную работу по римской истории императорского периода. Никколи едва успевает посылать ему то Аммиана Марцеллина, то Плутарха, то Географию Птолемея и т. д.».

Гошар считает, что Поджо начинал свой подлог один, но был вскоре вынужден посвятить в это дело и Никколи. Сначала они, вероятно, пустили в обращение так называемый Второй Медицейский список, а Первый придерживали в целях «содрать две шкуры с одного вола». Однако вскоре рынок был испорчен появлением значительного числа разоблаченных подлогов. Поджо не решился рисковать второй раз. Этот Первый список был, вероятно, опубликован его сыном Джованни Франческо, после того как тот промотал состояние отца. Кроме указанных произведений «фирма» Поджо – Никколи пустила в обращение тексты следующих классических авторов: полного Квинтилиана, некоторые трактаты Цицерона, семь его речей, Лукреция, Петрония, Плавта, Тертуллиана, некоторые тексты Марцеллина, Кальпурния Секула и др.

После находки Тацита рынок всколыхнулся. В 1455 году «Энох д\'Асколи нашел в каком-то датском монастыре (и снова монастырь, и снова на севере) Тацитовы «Диалог об ораторах», «Жизнеописание Агриколы» и «Германию», язык которых и характер, как известно, значительно разнятся от «Истории» и «Анналов»… Появились на рынке «Facetiae», приписываемые Тациту, и подлог был не скоро разоблачен».

Еще раз повторим: Гошар и Росс настаивали на подложности текстов Тацита лишь потому, что верили скалигеровской хронологии. Отказ от нее и перенос событий античного Рима в XII–XVI века н. э. кардинально меняют наше отношение даже к таким событиям, как загадочное участие Поджо в обнаружении книг Тацита. Скорее всего, это подлинники XVI века, отредактированные в XVII веке. Полный анализ произведений Тацита см. в нашей книге «Раскол Империи: от Грозного-Нерона до Михаила Романова-Домициана».

КАКИМ БЫЛ СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИЙ ХРИСТИАНСКИЙ КУЛЬТ?

Что мы знаем сегодня о западноевропейском монашестве Средних веков? Открываем, например, книгу Александра Парадисиса «Жизнь и деятельность Балтазара Коссы. Папа Иоанн XXIII» (Минск, 1980). «От отшельнической и благочестивой жизни монастырей первых веков христианства не осталось и следа, разложение церкви и нравов в них достигло невероятных размеров… Не способствовала строгости нравов и одежда монахинь, подчеркивавшая их природную красоту и стройность… Почти все монастыри Италии, – пишет Родоканаки, – принимали мужчин-посетителей… О жизни монастырей в Венеции мы узнаём не только от Казановы. Сан Дидье пишет: «Ничто в Венеции не вызывало такого интереса, как монастыри». Были там частыми посетителями и вельможи. И так как все монахини красивы и стройны, ни одна не оставалась без любовника. А забота надзирательниц о нравах выражалась в том, что они помогали монахиням находить более искусные способы встреч с любовниками и покрывать их… Во многих монастырях были устроены театры и разрешалось давать представления, но играть в них могли только монахини… Не отличались выдержанностью и монахини Генуи. В одном из папских указов с прискорбием отмечалось: «Сестры из монастырей святого Филиппа и святого Иакова бродят по улицам Генуи, совершают непристойные поступки, которые диктует им их необузданная фантазия»».

Новая западноевропейская евангелическая церковь XIV–XVI веков преследовала этот старый вакхический культ: «Распущенность монахинь в болонском монастыре Иоанна Крестителя была настолько велика, что власти были вынуждены разогнать всех монахинь, а монастырь закрыть. Монахини из монастыря святого Леонарда были отданы под надзор в монастырь святого Лаврентия, строгими и жестокими правилами снискавшего себе славу «палача» монахинь… Число монахинь, преследуемых правосудием за распутство, росло с каждым днем. Каждый болонский монастырь имел кличку: «монастырь куколок», «монастырь сплетниц», «монастырь кающихся Магдалин», «монастырь бесстыдниц», «монастырь Мессалин»… Известный гуманист Понтано рассказывал, что в Валенсии испанцы свободно проникали в женские монастыри и что трудно провести грань между этими святыми обителями и домами, пользующимися дурной репутацией». Задумаемся на минуту.

Мы столкнулись с вопросом: каков был западноевропейский христианский культ до XIV–XVI веков н. э.? Похож ли он на нынешний? Сегодня нас уверяют, что до XIV–XVI веков «духовенство проводило время в вакханалиях». Мы слышали о разнузданном разврате, которому якобы предавались многие средневековые монахи, исказившие первоначально чистые идеалы христианства. Непредвзятое изучение средневековых документов показывает, что этот культ практически совпадал с тем, что мы сегодня считаем «языческим, вакхическим, античным культом».

Н. А. Морозов привел много свидетельств того, что, например, официальная проституция была неотъемлемой частью средневекового христианского богослужения в Западной Европе (рис. 74). Не исключено, что все эти «следы античности» кажутся сегодня странными лишь потому, что вступают в противоречие со скалигеровской хронологией. Изменив хронологию, мы устраним кажущееся противоречие. Остановимся на этой проблеме подробнее.

Рис. 74. Средневековые вакхически-христианские изображения, до наших дней сохраняющиеся в некоторых западноевропейских соборах: а – непристойные (по современным понятиям) изображения на изгибе свода портала собора Парижской Богоматери (Франция, XII век); б – капитель кафедрального собора в Магдебурге (Германия) – голая женщина на козле, обезьяна играет на гитаре и др.; в – капитель нефа церкви Saint-Hilaire de Melle (Пуату); г – деревянная скульптура из Malestroit (Бретань); д – барельеф церкви в Пуатье; е – фигура из церкви Saint-Gille, Malestroit (Бретань)