Русь юродская

Наконец, подвижнику было третье чудесное явление. Андрей увидел – он находится в великолепном чертоге у престола Самого Небесного Царя. Господь подал ему чашу с уксусом – и, когда Андрей пригубил этой горечи, сказал ему: «Таков скорбный путь служащих Мне в настоящей жизни». Потом дал отведать ему снеди, как написано в житии, «сладше манны», и изрек: «Такова у Меня пища работающим Мне и мужественно терпящим все до конца. Соверши и ты подвиг свой мужественно, как начал: мало постраждеши, во веки в жизни нескончаемой будеши пребывати».

Четыре месяца сердобольный хозяин Андрея боролся за его благоразумие. И все эти четыре месяца юродивый оставался в оковах при Анастасьинском храме. Видя, что лечение не приносит результата, вельможа отказался продолжать пользовать слугу. Он велел его расковать и отпустить. Мало того, вообще выдал ему вольную.

И Андрей, как и полагается юродивому, пошел бродяжничать. Он скитался по улицам Константинополя, причем переносил бесконечные насмешки, оскорбления, издевательства. Большинство людей считало его дурачком, шутом, этаким развлечением, явившимся им на радость. А уж для детей он сделался просто первой забавой. Они ходили за ним целой ватагой и всё старались ударить блаженного, толкнуть его, повалить. И если им это удавалось, радости их не было предела.

Житие святого, между прочим, приводит любопытное свидетельство, несомненно подтверждающее, что Андрей нисколько не был умалишенным в медицинском понимании этого определения. Но, конечно, из этого ни в коем случае не следует, что он юродствовал с каким-то тонким и небескорыстным умыслом, то есть лицедействовал, промышлял, изображая из себя несчастного безумного.

Вот что рассказывает житие: если Андрею иногда перепадала какая-то милостыня, он немедленно относил ее нищим. Себе оставлял разве какие крохи, лишь бы только с голоду не умереть. Но передавал он им свои жалкие копейки всегда как-то незаметно, неявно – пройдет мимо и вдруг обронит, будто потерял, или, напротив, поругается с ними, повздорит, да и швырнет медяком вместо камушка, то есть старался делать так, чтобы это не выглядело с его стороны снисходительным пожертвованием в пользу еще более обездоленных сотоварищей, чтобы никто не заподозрил, что он рисуется благодетелем, чтобы лишь один Господь знал об истинных его намерениях. Вот как подавал милостыню избранник Божий! Будет ли по-настоящему безумный человек заботиться об анонимности своих поступков? Разумеется, нет.

Вспомним также, как блаженная Ксения Петербургская помогала строить Смоленский собор: она тайком, ночью (!), рискуя упасть с высоких лесов, носила под самые небеса кирпичи, чтобы утром каменщики могли без промедления приниматься за дело. Если бы кто-то случайно этого не заметил, так ее подвиг и остался бы неизвестным.

Имея возможность существовать, по крайней мере, относительно сыто – а находилось немало таких, кто не отказывал накормить юродивого, – Андрей по нескольку дней ничего не ел. Кстати, это дополнительно подтверждает, что он был отнюдь небезрассудным человеком – какой это безумец станет голодать, если есть возможность насытиться?

Всей одежды у Андрея было рубище, едва прикрывающее наготу. День-деньской он бегал по Константинополю, ночи проводил в молитвах. Если же ему все-таки случалось вздремнуть ненадолго, то, за неимением другого места, он устраивался в какой-нибудь почивающей собачьей стае, которых в Константинополе всегда водилось множество. Но, как рассказывает житие, собаки не особенно-то принимали Андрея: «…инии бо кусаще его, отгоняли от себя, инии же сами убегали от него».

Но эти муки, эти каждодневные пытки души и тела, добровольно принятые на себя Андреем, лишь умножили данный ему Божий дар провидца, его способность созерцать невидимое. Андрею нередко являлись ангелы. Видел он неоднократно и бесов. Последние, впрочем, боялись его, как обычно они боятся избранников Божиих.