Русь Летописная

Современники обвиняли Геродота в мифотворчестве, имея в виду именно данный фрагмент и ему подобные, хотя сам «отец истории» всячески оговаривается, опасаясь более всего быть обвиненным во лжи. И все же к загадочной личности путешественника и поэта Аристея он обращается вновь и вновь. Дело в том, что эллинский пионер исследования Севера не просто странствовал по приполярным и заполярным областям целых семь лет, но и написал о своих странствиях поэму под названием «Аримаспея». Она была широко известна и популярна в Древнем мире, хотя ко времени написания Геродотовой «Истории» оказалась утерянной (сохранилось всего лишь три строчки).

Во время путешествия в далекие северные края Аристей вовсе не оставался сторонним наблюдателем увиденного и услышанного. Он тщательно вникал во все происходящее и в результате овладел шаманскими навыками (или же был посвящен в них). По сообщениям позднейших античных авторов (Максим Тирский и Суда), Аристей в присутствии многих свидетелей впадал в транс, наподобие хорошо известного и многократно описанного шаманского камлания. В момент, когда он сам впадал в летаргию, его душа отделялась от тела и отправлялась в полет (превращалась в ворона, уточняет Геродот). Это позволяло Аристею видеть и впоследствии описывать страну варваров, ее города, горы, леса, реки, моря, острова, а также, как подчеркивает первоисточник, народы и их судьбы. Неспроста такой человек был обожествлен, в Проконнесе ему была воздвигнута статуя, которой поклонялись как изваянию, творящему чудеса.

Геродот — далеко не первый и не последний информатор об аримаспах и грифах. До него о хозяевах Севера писал Эсхил, после — Плиний Старший. Эсхил поименовал грифов «безгласными псами Зевса», а одноглазых аримаспов — конной ордой, живущей у златоносной реки. Плиний менее эмоционален, зато более точен и подробен:

«…Недалеко от места возникновения Аквилона [Северного ветра. — В.Д.] и так называемой его пещеры, именуемой Гекмитрон (то есть „земная дверь“ или „земной запор“), обитают уже упомянутые аримаспы, отличающиеся одним глазом посередине лба; они будто бы постоянно воюют из-за рудников с грифами, которых предание представляет в виде крылатых зверей, выкапывающих в подземных шахтах золото, причем и звери с удивительной алчностью берегут золото, и аримаспы похищают; об этом писали многие, а особенно знаменитые Геродот и Аристей Проконнесский».

Греку Аристею так понравилась жизнь на Севере, что после написания поэмы он вновь отправился в страну «близ Борея», а возможно, и «за Бореем», откуда уже не вернулся совсем. Что же привлекло уроженца солнечного Средиземноморья в краях, где зимой, случается, солнце и вовсе не светит, а на морозе стынет все живое? И что за народы проживали в тех неведомых краях? Чем вдохновили они пытливого мужа на создание целой поэмы? Прежде всего необходимо разобраться в самом реестре, то есть Геродотовом перечне северных народов.

Отбросив все фантастическое и наносное, можно получить некоторый «сухой остаток». Прежде всего — этимология, то есть объяснение происхождения прозваний самих народов. Прямо скажем, ясности тут никакой. Уже Геродот понятия не имел, кто такие аримаспы или исседоны и что именно означают их имена. С гипербореями проще — это название придумали сами греки, о чем уже говорилось в предыдущей главе. Обращу только внимание: перечисляя жителей Севера и сравнивая их друг с другом, Геродот подчеркивает миролюбие гипербореев — явный отголосок Золотого века.

Далее, за гипербореями, следует «тандем» — аримаспы и грифы. Поскольку грифами (грифонами) изначально считались мифологические монстры с телом животного и головой хищной птицы, их ирреальность автоматически переносилась и на сопряженных с ними аримаспов, которые к тому же считались одноглазыми от рождения. Так ли это? Думается, нет! В отношении грифов Геродот, прекрасно отличавший реальное от баснословного, говорил, что это народ, а никакие не чудища. Даже если согласиться, что грифон изначально означал птицу с львиным туловищем, то и из этого ничего не следует. Такой грифон мог символизировать родовой тотем, быть его отличительным знаком, по которому и весь народ (или племя) именовался грифами. Не лишено вероятности, что широкая распространенность грифонов в скифском (рис. 12) и русском (рис. 13) искусстве — отголосок такого архаичного мировоззрения.

Рис. 12. Грифоны на вазе из скифского кургана Чертомлык