Люди же Московского государства, видя такой гнев Божий на себя, единодушно все замыслили, как бы против него, окаянного, сотворить [заговор], чтобы православная вера до конца разорена не была. Против него же, Расстриги, больше всех выступал тот же князь Василий Шуйский с братьями; собравшись, пришли на него того же месяца мая в 14-й день. За него [Расстригу] стояли советники его, Петр Басманов с немцами и с стрельцами московскими. Они же [Шуйские с товарищами], призвав Бога в помощь, пошли на врага. Он же [Расстрига], видя то, выбросился из палаты в окно, стрельцы же его подхватили и привели опять в палату, и бились за него. Начали же стрельцы боярам говорить: „Идем к царице, допросим ее, и если будет, [что он] истинный сын ее, мы все помрем за него, а если скажет, что не истинный, то в нем Бог волен“. И пришли к царице, и вопросили ее. Она же со слезами возопила: „Ныне знаю его, окаянного: называла его сыном своим ради страха смертного“. Пришли [от] нее и его, Расстригу, убили, и угодника его Петра Басманова убили с ним же: и вывезли на Пожар, и лежал [труп Расстриги] три дня на Пожаре, всему народу на обозрение, и Петр Басманов с ним же. Через три дня повезли его в Котлы и сожгли, а Петра Басманова схоронили у [церкви] Николы Мокрого. <…> После убиения Расстриги, в тот же день, поднялся весь мир и пошел по дворам [на литовских людей] приступом. Они же, литовские люди, оборонялись и многих людей побивали. И многие дворы взяли приступом, и побили множество литовских людей, а некоторые отсиделись, и по дворам имущество их разграбили, да с ними же разграбили и дворы русских людей. И бояре, услышав про то, народ едва отбили от дворов. Литовских же людей посадили по дворам и приставили к ним приставов».
В ходе погрома было убито не менее 2000 «гостей» из Речи Посполитой. Про то, что случилось дальше, рассказывает другой летописец:
«И положили его [Расстригу] нагим, ничем не прикрытым, перед воротами городскими на площади в назидание, а в ногах его положили боярина Петра Басманова: с ним заодно убит был народом. И так лежали трупы их перед воротами городскими на площади три дня, а на четвертый день повелели бояре труп его сжечь на всполье города, во аде, который сам при жизни своей создал».