Рус Марья

Ночь прошла, как в бреду. А на рассвете лагерь подвергся артиллерийскому налету. Едва забелело на востоке, зажужжала, закружилась над лесом «Рама» — немецкий самолет-корректировщик. Копай-город ожил в тревоге. Дозорные прискакали с сообщениями, что к урочищу Клинцовской Дачи со всех сторон подходят каратели. Поступил приказ из штаба бригады: боевым ротам занять огневые позиции, всем приготовиться к выходу из Клинцовских лесов.

Испуганно ржут лошади, мычат коровы бабки Васюты, собаки взвывают по всему лагерю — как всегда, когда идет немец. Скотина и зверь чуют беду, а как не чуять ее человеческому сердцу… Слышится плач детишек, руготня взрослых и суровые слова команды.

— Що це таке?! — басит разгневанный Покацура. — Свои шмутки с собой, а раненых куда? Немцам на съедение? Освободить подводу!..

Санфирова с неохотой лезет из саней, партизаны сбрасывают к ее ногам узлы и чемоданы, возмущаются: ну и шкурница, заняла одна целую повозку!..

Разведрота, погрузившая свой нехитрый скарб на подводы, первой двинулась по лесному грейдеру. За нею потянулись обозом медсанбат, хозяйственники, партизанские семьи. Новые и новые подводы пристраиваются в хвост растянувшейся на километры колонны, — словно разматывается огромный клубок. Люди оглядываются, с сожалением покидая обжитые места. Хорошо хоть не так холодно. Все же ветрено. В небе темные низкие тучи — признак приближающейся непогоды, но это сейчас на руку партизанам.

В большом логу урочища Берлажон неожиданно дружно и неистово зататакали «станкачи» — партизаны встречают приблизившиеся цепи карателей. Несколько раз подряд звучат резкие выстрелы нашей бронебойки. Издалека в ответ — пушечные выстрелы врага, из-за леска яростно загавкала «собака Гитлера» — шестиствольный миномет.

На спуске в лог открывается широкое голое поле, на нем скачущие кавалеристы, горящий вражеский танк, перебегающие и ползущие по снегу серые и синие фигурки— немецкие автоматчики вперемежку с полицаями. Слышно, кричат что-то, а что — не поймешь, только не «ура».

— Слева фрицуганы! — доносится из головы колонны. — У кого оружие — за мной!..

Следом за Покацурой спрыгивают с подвод партизаны. Автоматы, винтовки наизготовку и — в лог. Марья Ивановна за ними: там, кажется, раненые, надо им помочь.

Свежие силы партизан вступают в бой. Побежали белорукавники, а за ними и фрицы. «Ура-а!» — летит им вслед. Грохают взрывы. Пули поют над головой.

Много раненых. Идут пошатываясь: у кого лицо перевязано, у кого нога волочится, у кого рука на перевязи. У одного Самонина забрала автомат — все легче будет ему, сердешному, ковылять, у другого — винтовку и вещмешок. А вот этот бородач совсем обессилел, длинное ружье бронебойное по снегу за собой волоком тянет.

— Дай-ка, отец!..

Не дает.

— Видела «таньку» фрицевскую?.. Горит! — И улыбается в усы.

Чья-то винтовка торчит из снега, прихватила и ее. А вон полицаи убитые лежат, при них оружие, не оставлять же его тут, надо подобрать. Партизаны спасибо скажут. Винтовок шесть, а то и больше навешала на себя. Хотела еще одну приспособить на плечо, но вот горе, силы нет с ней управиться. Поднимала, поднимала, так и не подняла. Связала ее вместе с еще одной, поволокла. Увидела невдалеке фрицевский автомат, свернула — и вдруг в глазах потемнело, земля закачалась под ногами. Марья Ивановна упала, гремя винтовками, словно в пропасть какую угодила.

— Хах-ха… Самониха в винтовках запуталась!..

— Да она, братцы, без сознания!.. А ну-ка, взяли! — Подоспевшие партизаны разбирают оружие, поднимают разведчицу под руки.

— И как тут было не упасть, вон сколь набрала!..

— Сколько же она думала их набрать?!

— Если б не упала, еще бы набирала!..

— Андрей-словак идет!..

Крибуляк встревожен и сердит.

— Зачем ушла с лоша?.. Кто тебе приказал?.. Тебя привязывать, да?.. Будешь со мной!..

Держит ее за рукав, словно она куда убежит. А потом уводит туда, где, сгрудясь в сторонке от дороги, стоят десятка два подвод и среди лошадей, понуро повесив голову, дремлет конь Васька.

У подвод — Беспрозванный, Спирин, Сафонов, Китранов, вокруг них — рядовые бойцы. Одни, так же, как и Андрей Иваныч, в немецкой форме под плащами или под тулупами, другие — с белыми повязками на рукавах: замаскировались хлопцы под немцев да полицаев.

Мимо движутся обозы с продовольствием и ранеными, с укутанными в одеяла детьми и бабами, с коровами на привязи. Колонна, свернув с грейдера и спустившись в низину, извивается по скрытому за лесными чащобами зимнику, исчезая за спасительным, все более усиливающимся снегопадом. Командиры дают наставления проезжающим, принимают донесения связных, время от времени прислушиваясь к отзвукам далеких перестрелок и угадывая, что делается в соседних отрядах. Обговаривают между собой все необходимое. Спирин остается с колонной. Во главе боевых рот— Покацура, ответственный за обоз — Китранов. Двигаться намечено в объезд населенных пунктов, к ночи обозам быть в Любеже.

— А мы там постараемся отряду организовать достойную встречу! — заверяет Дмитрий Дмитрич.