Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей»

После побоища

Шумят леса густые,

От горя наклонясь…

Стоит перед Батыем

Плененный русский князь.

Д. Кедров.

«Князь

Василько Ростовский»

Битва на Сити явилась страшной национальной трагедией, на несколько поколений определившей судьбу целого народа – суздальская рать, которая полегла на безмолвных берегах до того никому не известной реки, была последней надеждой Северо-Восточной Руси. В этом несчастливом сражении пала почти вся правящая и военная элита Владимиро-Суздальской земли, и военный разгром этого княжества стал свершившимся фактом. Причем эта битва обернулась трагедией не только для Руси Залесской, но, как это ни парадоксально прозвучит, и для Руси Южной. Дело в том, что если исходить из того, что вторжение на Север Батый рассматривал как обеспечение фланга для движения на запад, то в том случае, если бы монгольские тумены были разбиты на Сити, вполне вероятно, что в ближайшие годы такой поход не состоялся бы вообще. Гибель князя Георгия перевернула страницу сопротивления Суздальской земли захватчикам, победа врага была полной и безоговорочной.

Верещагин В.П. Епископ Кирилл находит обезглавленное тело великого князя Юрия на поле сражения на реке Сить

Трагически сложилась судьба еще одного участника битвы, ростовского князя Василько, который попал в плен к монголам. « Князя Василка Констянтиновичя Ростовского руками яша и ведоша его с собою до Шероньского леса, и с таша станы ту » – так сообщает об этом печальном событии Никоновская летопись. В том, что дальше случилось с ростовским князем, все летописи единодушны, и их описания практически совпадают, так же четко указывается и место, где развернулись трагические события, – Шеренский лес. Уже отмечалось, что с точностью установить, где он находился, не представляется возможным, можно только предполагать, что где-то на западе от Сити. И не просто так туда вели князя, а потому что в тех местах находился Батый, поскольку только он мог решить судьбу такого знатного пленника. Судя по всему, те, кто вел пленного Василька, знали, чего от него захочет хан, а потому начали вести с ним соответствующую работу еще в пути. « И вели его до Шерньского леса, принуждая его жить по их обычаю и воевать на их стороне . Но он не покорился им и не принимал пищи из рук их » (Тверская летопись). Князь не просто так отказывался от еды, очевидно, он знал восточный обычай – с кем разделил трапезу, значит, тот тебе и друг. Скорее всего, столкнувшись со столь явным нежеланием князя к сотрудничеству, его решили принудить к этому силой, о чем и говорится в I Софийской летописи: « И ведоша в станы своя с великою нуждею ». Недаром, когда князь предстал перед Батыем, « И бе бо лице его уныло от многаго томления ». Разговор с ханом, который в окружении нойонов и темников восседал в шатре, не задался сразу, поскольку Василько « много укорял их царя и всех их ». Как когда-то рязанский князь Федор не склонил головы перед монгольским ханом, так и теперь ростовский князь Василько отказался ему служить и, плюнув в упитанное ханское лицо, публично оскорбил Батыя. Дмитрий Кедрин в поэме «Князь Василько Ростовский» блестяще нарисовал образ русского князя – героя, даже в плену не покорившегося врагам.

«Служить тебе не буду,

С тобой не буду есть.

Одно звучит повсюду

Святое слово: месть!

……………………………

Забудь я Русь хоть мало,

Меня бы прокляла

Жена, что целовала,

И мать, что родила…»

Батый, привычный к лести,

Нахмурился: «Добро!

Возьмите и повесьте

Упрямца за ребро!»