Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей»

На рассвете жители Чернигова, толпившиеся на стенах, видели сильную суету в монгольском стане, слышали стук топоров и понимали, что атака на город не за горами. А когда увидели, как на позиции степняки выкатывают осадную технику, поняли, что их час пробил – рев боевых труб на стенах разогнал ратников по своим местам, заскрипели блоки метательных машин, и, сгибаясь под тяжестью камней, воины начали заряжать камнеметы. Монголы глазам своим не поверили, когда с городских валов в их сторону полетели метательные снаряды и начали крушить осадную технику, превращая в кучу дров навесы, тараны и камнеметы. Мы не знаем, обладал Батый информацией о наличии в Чернигове метательных машин или нет, вполне возможно, что ему об этом донесли, но все равно хан был разъярен не на шутку. Расстреливая укрепления Москвы и Владимира-Суздальского, Торжка и Козельска, он был уверен в своей безнаказанности – не было у русских там, чем ответить. Но под Черниговом все сложилось иначе, вот от того и ярился завоеватель, поскольку очень уж любили монголы воевать так, чтобы самим потерь не нести. Глядя, как становятся трухой его осадные приспособления и падают раздавленные тяжелыми камнями нукеры, Батый ярился пуще прежнего, но поделать ничего не мог – в начале осады черниговцы его переиграли начисто! Но и монголы знали свое дело хорошо, и как только установили камнеметы, тяжелые камни полетели в сторону города – начался страшный бой на дальней дистанции. Сущий ад творился на валах Чернигова – от грохота осадных машин и стука вражеских ядер о стены нельзя было ничего расслышать, боевые площадки сотрясались от мощных ударов камней, едкий дым от горевшего дерева выедал глаза. Монгольские лучники, прикрываясь наскоро сколоченными большими деревянными щитами, стреляли по городской стене, надеясь выбить тех ратников, которые обслуживали камнеметы, и немало русских пало от их метких стрел. С городниц по степнякам вели стрельбу из арбалетов и самострелов, чьи тяжелые стрелы прошибали насквозь монгольские доспехи и щиты, а на боевых площадках стояло много лесных охотников, привыкших бить из лука белку в глаз, и в итоге потери орды начали стремительно расти. Весь день, не умолкая гремело сражение, и лишь под вечер все стало стихать – первый день грандиозной битвы за Чернигов закончился, монголы медленно покинули поле боя и ушли в свои станы. Батый не добился ни малейшего успеха, и теперь ему и его военачальникам предстояло крепко подумать – что сделать, чтобы сломить упорное сопротивление русских. Но хан даже предположить не мог, какой сюрприз ему вскоре преподнесет жизнь и что судьба всего великого похода на Запад повисла на волоске!

* * *

Скорее всего, Мстислав Глебович не пришел изначально в Чернигов потому, что был уверен в том, что туда явится Михаил Всеволодович и встанет во главе обороны своего родового княжества – другие варианты у Мстислава просто не укладывались в голове. Когда же он узнал, что не только его двоюродный брат, а никто вообще из князей не пришел в столицу, то идти туда самому было уже поздно – город был обложен ордой Батыя. Но и сидеть сложа руки князь Мстислав не собирался, а решил идти на выручку Чернигову и попробовать прорваться в город с новгород-северским полком. Как когда-то другой легендарный князь из этого же города, Мстислав не убоялся степняков, а решил с ними сразиться, благо рать собрал, как только узнал о походе орды. Но князь был не только отчаянным рубакой, он был еще и неплохим военачальником, а потому сообразил, что если пойдет прямо на Чернигов по дороге от Новгород-Северского, то монголы смогут перехватить его небольшое войско в пути, – а потому принял довольно хитрое решение. Погрузив на суда пешую рать, он отправил ее по Десне, а сам с конной дружиной пошел берегом, надеясь подойти к Чернигову с южной стороны. Конечно, он не надеялся, что там совсем не будет монгольских войск, но тут у него появлялся уже другой шанс – бить врага по частям. Как бы судьба ни распорядилась, князь Мстислав был готов ко всему, поскольку, как и епископ Порфирий, он свой выбор сделал, да княжеская честь не была для него звуком пустым, и он хорошо помнил слова своего великого предка Святослава – «мертвые сраму не имут!».