Однако дадим слово самому писателю. В историографии, отмечал он, распространено, даже господствует представление, согласно которому, после правления Ярослава Мудрого и его эпохи в истории Руси наступает период феодальной раздробленности, распадения страны на ряд самостоятельных княжеств, то есть отдельных «государств». Между тем о действительном, имеющем негативные последствия распаде страны уместно говорить по отношению ко времени после монгольского нашествия. Что же касается периода второй половины XI – первой трети XIII вв. (1054-й, год смерти Ярослава, и 1240-й – окончательное покорение Руси монголами), едва ли Русь перестала существовать как определенная целостность. Писатель не разделяет мрачных диагнозов иных историков. Вот, мол, каковы эти русские: разбегаются по углам и устраивают свары с верховной властью и соседями. Он обращает внимание на то, что те же процессы присущи средневековой истории всех основных стран Западной Европы. Однако это никак не смущает «обличителей». Когда же речь заходит о последующем объединении страны (со времени Ивана III), те же господа готовы «клеймить» Русь за деспотизм, за подавление самостоятельности, вольности ее отдельных частей! Одним словом, «все было безобразие» в этой самой Руси (Л. Толстой). «Те, кто всячески «осуждает» период «феодальной раздробленности», – пишет Кожинов, – совершенно упускают из виду, что на определенном этапе развития в любой стране происходит более или менее значительное обособление отдельных ее областей, и, хотя этот процесс обычно ведет к тем или иным негативным или даже трагическим последствиям, он в то же время имеет и, безусловно, плодотворные результаты. Русь, как и каждая страна, складывалась вокруг центра, столицы, которая вбирала в себя материальную и духовную энергию, тем самым неизбежно обделяя составляющие ее земли. И в какой-то момент в этих землях возникало упорное стремление к самостоятельному историческому творчеству во всех его сторонах – от экономики до культуры, что в конечном счете неизбежно приводило к определенным конфликтам с центральной властью. Едва ли можно оспорить утверждение, что без самостоятельного исторического творчества в Новгородской, Псковской, Тверской, Рязанской, Ростовской, Черниговской и других землях не смогло бы создаться материальное и духовное богатство Руси. Но эта самостоятельность неизбежно порождала и определенную политическую обособленность, становившуюся нередко «чрезмерной», приводившую к острым коллизиям и так называемым усобицам. И историки, бичующие тех или иных князей за эти усобицы, исходят, в сущности, из чисто умозрительного «идеала», который, если вдуматься, являет собой убогую, примитивную моральную пропись, совершенно не уместную при изучении драмы Истории. Да, великие князья Руси были правы, подавляя «сепаратизм» отдельных княжеств; но по-своему были правы и «державшие» те или иные самобытно развивавшиеся земли Руси «удельные» князья. И те, и другие – полноценные герои русской истории, хотя, конечно же, многие из них несут на себе печать вины перед своими собратьями и самим народом Руси». Определенное единство страны сохранялось так или иначе в течение почти столетия (до 1146 г.), а позднейшее очевидное и резкое ослабление центральной, киевской власти было обусловлено не сепаратизмом отдельных княжеств, а как бы исчерпанностью общерусской роли самого Киева (о чем еще будет сказано подробно). С таким пониманием процесса феодальной организации Руси, казалось, можно согласиться.