Еще дальше пошел другой галицкий деятель — Владимир Гнатюк. Он объявил, что разговорный язык российских украинцев засорен «русизмами», а «украинский литературный язык в России попросту гибнет под игом российщины». Среди писателей, язык которых попал под русское влияние, Гнатюк называл Ивана Котляревского, Григория Квитку-Основьяненко, Тараса Шевченко и, конечно же, Ивана Нечуя-Левицкого. Последнего галицкий защитник «рідної мови» обвинил еще и в том, что он сам «употребляет полонизмы, за которые так позорит галичан» («стосунки», «набрякла», «принаймні», «зграя» и т. д.), а также искусственно созданные и непонятные народу слова («завада», «зловживає» и др.). Отсюда Гнатюк делал вывод, что украинский литературный язык просто обязан опираться не на говоры российской Украины, а на говоры галицкие, «намного более чистые».
«Не стоит также российским украинцам придерживаться мнения — которое кое-кто провозглашает уже теперь — что нас столько-то миллионов, а галичан лишь столько, поэтому они должны идти за нами, а не мы за ними… Тут не большинство решает, а только ум, знание и врожденное чувствование красоты родного языка» — заявлял он, скромно полагая, что эти «ум, знание и врожденное чувствование» ему присущи больше, чем российским украинцам. Правда, Гнатюк все же признавал, что галичане употребляют «и полонизмы, и германизмы, но, во-первых, их не очень большой процент, а, во-вторых, они больше всего проявляются в лексике, а это еще не большая беда».
Бросился на помощь Грушевскому также литератор из российской Украины Модест Филиппович Левицкий. В статье, опубликованной в редактируемом вождем «крестоносцев» «Літературно-науковому віснику», он обрушился на «этих странных «патриотов» и «тоже малороссов», которые считают себя непогрешимыми знатоками украинского языка и требуют непременно, чтобы украинский литературный язык был обязательно таким же, каким говорят люди в их Свинюхах и Жабинцях». (Весьма характерно: требования, чтобы вновь создаваемый литературный язык не очень-то отрывался от языка народного, неизменно вызывали у «крестоносцев» ярость. Они стремились тут же выясмеять «провинциалов», оглядывающихся на говоры своих сел, а не на «украинскую национальную идею»). «Крестоносец» задел «многих наших писателей» (фамилии не назывались, но явно имелся в виду И.С.Нечуй-Левицкий и те, кто его поддерживал), которые, «пусть не прогневаются на меня, имея большой талант писательский, не очень хорошо знают язык наш и не очень заботятся о чистоте его».
Правда, М.Ф.Левицкий признавал, что при создании «украинского литературного языка» действительно были допущены кое-какие «ошибки». «Что касается некоторых «кованных» слов, — отмечал он, — то я должен сказать, что они не совсем удачные». В качестве примера таких «неизвестных и неупотребляемых в народном языке» слов, которые (в отличие от их русских аналогов) непонятны простым людям, приводились «відносини», «зносини», «обставини» и др. Соглашался сторонник Грушевского и с тем, что напечатанные на созданном в Галиции языке книги в российской Украине не понимают: «Харьковский крестьянин начнет читать какое-нибудь издание львовское и бросит книжку, скажет, что она «не по нашему написана». Из-за этого «наши враги, в основном эти «истинно-русские» «-енки» используют «наши неудачные литературные слова и формы» для того, чтобы «насмехаться над нашими ошибками и кричать привселюдно, что, мол «малорусский народ вовсе не понимает так называемого «украинского» книжного языка».
Выход М.Ф.Левицкий видел в том, чтобы создать при «Украинском научном обществе» (украинофилы организовали такое под руководством того же М.С.Грушевского) специальную комиссию, которая бы все неудачные слова заменила на другие, лучшие. Главное, считал Модест Филиппович, всесторонне обсудить, «какое б лучше слово можно было бы придумать». Объяснять, зачем что-то придумывать, если народ прекрасно пользуется словами из русского литературного языка, «крестоносец», естественно, не стал. Вместо этого он объявил: несмотря на отдельные ошибки, в том, что слова придумываются неудачно или берутся из иностранных языков — большой беды нет. «А беда, что много употребляется у нас таких слов, по большей части русских, вместо которых можно было бы поставить наши собственные».