Русь нерусская: как зарождалась «рідна» мова

Ссылками на «притеснения» «национально сознательные» деятели прикрывали все свои неудачи. Стоит указать на пример с украиноязычным учебником «Аритметика» (арифметика), написанным видным активистом украинского движения А. Я. Конисским, пытавшимся внедрить свое произведение в образовательные заведения Малороссии вместо русскоязычных пособий. Учебник был издан в 1863 г., но учебным начальством в школы недопущен, что, естественно, было объявлено украинофилами очередным «преследованием украинского языка». В 1907 г. «Аритметику» переиздали, но в школы она снова не попала из-за запрета властей. Лишь в 1918 г., после провозглашения независимости Украины и начавшейся тотальной украинизации, ненькопатриоты получили возможность «осчатливить» школьников так долго не доступным для них учебником.

Дурдукивский (Дурдуковский) Владимир Федорович

К счастью для учащихся, прежде, чем запускать «Аритметику» в школы, министерство просвещения отдало ее на проверку специалистам. Результат оказался шокирующим. «Это первый курс арифметики, написанный на украинском языке, — отмечалось в рецензии на учебник. — Написана эта книжка известным украинским деятелем, но дилетантом в математике и содержание ее неудачно даже для тех времен, когда она составлялась. Поэтому совсем непонятно, зачем «Учительська спілка» выпустила эту книгу вторым изданием в 1907 г. Для низших школ такая книжка не нужна, для гимназий она совершенно непригодна. Не удовлетворяет она ни требованиям современной педагогики, ни требованиям науки». Перечислив недостатки сорокастраничного «учебника», среди которых неудачно придуманные (лишь бы не так, как в русском языке) термины, рецензент высказывал пожелание, «чтобы эта книжка никогда больше не печаталась»[64].

Аналогичная история случилась и с «Граматкой» (букварем), составленным Б. Д. Гринченко. Уже в 1920-х гг. видный ненькопатриот В. Ф. Дурдукивский признавал, что «в грамотке есть много недостатков». В частности, «не везде выдержана методическая последовательность в расположении материала, заметна с первых же параграфов перегруженность материалом, материал размещен довольно однообразно, что может вызвать у детей усталость и пригасить их интерес к работе, материал между собой не связан никакой одной мыслью или идеей, иногда случаются странные, искусственные предложения, слова для ознакомления с новым материалом не везде подобраны удачно» и т. д. Рецензент оправдывал автора «Грамотки» тем, «что Гринченко никогда не считал себя методистом, что его педагогические интересы были не в сфере методических вопросов, что, составляя свою грамотку, он жил далеко от культурных и методических центров, что это была чуть ли не первая попытка дать действительно украинский букварь, что работа над учебниками вовсе не была его постоянной работой, что, издавая грамотку (1907 г.), он уже давно (с 1893 г.) отошел от практической и методической работы в школе» и др. К тому же, указывал Дурдукивский, «Граматика Гринченко имеет и много положительного» (как пример такого «положительного» он подчеркивал, что в учебнике отсутствует проповедь православного вероисповедания)[65]. Стоило ли обижаться на «царский режим», отказывавшийся использовать в системе образования такую макулатуру?

Как видим, утверждения о притеснении украинского слова, «несколько преувеличены». Фактически таких притеснений не было. Были преследования политиков, пытавшихся использовать искусственно создаваемый украинский язык для борьбы с государством. И это прекрасно сознавали сами политики. «Так завелось с 1863 г. в России, что по-украински можно было печатать стихи, поэмы, повести да хоть бы философию Гегеля переводить на украинский язык. Только того, что было бы правдивой пищей для народа, нельзя стало печатать»,[66] — писал М. П. Драгоманов. Революционер-демократ и по совместительству деятельный украинофил, Драгоманов «правдивой пищей для народа» считал направленные против религии и самодержавия брошюрки, распространение которых действительно преследовалось. Но к культуре это отношения не имело.

Тех же, кто не занимался революционной пропагандой, репрессии не касались. «Из всех либеральничавших в России кружков и направлений никто менее не был "мучим", как украинофилы, и никто так ловко не устраивался на доходные места, как они», — признавал тот же М. П. Драгоманов и продолжал: «Из "мучимых" теперь украинофилов я никого не знаю, кроме Ефименко, который сидит в ссылке в Холмогорах Архангельской губернии, но он был выслан за участие в революционном кружке харьковцев, более герценовском, чем украинофильском, и сидит долго в Холмогорах за взятый им псевдоним — Царедавенко»[67]. Касаясь же жалоб украинофилов на мифические «преграды», якобы сооружаемые властями на пути их «культурнической» деятельности, Драгоманов с иронией замечал, что если внимать этим жалобам, то «придется считать великим препятствием для украинофильства то, что за него не дают звезд и крестов»[68].