Он отрицательно покачал головой.
— Я не боюсь. Открой мне твое имя, — настойчиво сказал я.
— Ты понимаешь, что просишь? Ты понимаешь, что выбираешь путь, которого не знаешь и о существовании которого не можешь даже подозревать, и с которого невозможно сойти?
— Да, — твердо сказал я. Мне казалось, что я сойду с ума, если не увижу еще хотя бы раз великого старца.
— Ну что ж. Меня зовут Берос.
Когда он произнес это слово, в моем мозгу словно что-то щелкнуло, и все ощущения пропали. Но появилось чувство, что я стал каким-то другим.
— Кто же вы?
— Мы великие халдейские жрецы. Наблюдатели, а если нужно, регуляторы Всемирного Баланса на этой планете.
— Так вы халдеи, — задумчиво проговорил я. Мои знания древнего Вавилона были ограничены школьной программой, но я знал, что вавилонские жрецы творили чудеса, объяснение которым современная наука дать не могла. У нас в Москве есть целая община ассирийцев. Я слышал, что сейчас в Египте их живет несколько тысяч, но, что есть халдеи, я не знал.
— Халдейский народ исчез, как только выполнил свою миссию, — сказал Сабих-Берос, — но мы, жрецы, остались и продолжаем выполнять то, что предписано нам Великим Хором.
— Что такое Хор? — спросил я.
— Хор — это Творец, источник всех Начал.
— То есть, как я понимаю, это Бог Вавилона.
— Не существует Бога Вавилона или Бога Израиля. Бог един.
— Возможно, — согласился я, — но религий великое множество. Ты полагаешь, что ваша религия единственно правильная?
— Все религии, за исключением языческих, правильные. Они выражают единую сущность и являются психическими составляющими единого Всемирного Баланса.
— Но разве у вас в Вавилоне религия не была языческой? Ведь халдеи поклонялись множеству богов.
— Халдеи, да. Религия толпы была языческой. Но жрецы всегда исполняли волю единого Бога Хора. И до поры до времени тот факт, что Бог един, был великой жреческой тайной.
— Почему?
— Этого требовал Баланс.
— А что такое Баланс?
— Ты слишком торопишься. Ищущий. Завтра приходи к нам. Будешь узнавать все постепенно и, как и мы, служить Балансу.
— Я пытался найти вас, но не смог.
— В этот раз сможешь, — сказал Сабих. «Мерседес» остановился возле виллы. Я пожал руку полковника и вылез из машины.
Лежа на тахте в своей комнате в излюбленной позе (на спине, заложив руки за голову), я размышлял о случившемся. С одной стороны, все это отдавало мистикой и всякой чепухой, в которую я никогда не верил. Будучи вульгарным материалистом по складу ума, я всегда смеялся над суеверными приятелями, которые, забыв что-нибудь дома и вернувшись, всегда смотрелись в зеркало, а увидев черную кошку, замедляли шаг и топтались на месте, пока их кто-нибудь не обгонял. С другой — факт, что называется, «на лице». Позвоночник в норме. Я здоров.
Во что может вылиться эта связь? Сабих сказал, что порвать с ними невозможно, но я не мог себе представить, что не смогу порвать с кем-нибудь, если захочу. Во всяком случае, у них можно многому научиться. Это я понимал ясно. Ну, а как я это использую, уже мое дело.
Где-то в ночи прозвучала автоматная очередь. Затем еще одна. Через минуту поблизости уже шел бой. Я поднялся на крышу и увидел, что метрах в ста от виллы два человека из автоматов обстреливают машину, которая петляя продвигалась к реке. Машина сделала резкий поворот, врезалась в магазин «Вильяме» и взорвалась.
— Дикий народ, — послышалось сзади.
Я обернулся и увидел Постникова. Мы обнялись.
— Какими судьбами? И вообще. Ты где находишься? В Багдаде?
— Нет, — ответил Валентин. — Моя бригада дислоцируется в Киркуке.
Постников выглядел молодцом. В нем появилась какая-то уверенность, не имевшая ничего общего с тем истерическим состоянием, в котором я оставил его в московской коммуналке. Форма полковника иракских танковых войск ладно облегала его поджарую фигуру. Я отметил про себя, что кобура с пистолетом висела у него не как у арабов сбоку, а как у советских офицеров сзади.
— Ну как ты? Обвыкся? — спросил он, после того как мы, спустившись в мою комнату и сев за стол, опрокинули по рюмке арака.
— Служим потихоньку, — ответил я, разрезая помидор. — А ты как?
— Повоевать пришлось. Восемь танков потерял.
— С кем? — удивился я.
— С курдами, разумеется. Эти остолопы, я имею в виду арабов, суют танки куда попало. Все не могут уяснить, что боевые действия в горах ведутся пехотой и спецподразделениями.
С азартом Валентин живописно рассказал мне о боях войск Саддама с курдскими повстанцами, которые были не только прекрасно оснащены новейшим американским оружием, но и имели иностранных инструкторов, преимущественно афганцев. Я отчетливо понимал, что, несмотря на азарт воспоминаний, мысли его были прикованы не к горам Курдистана, а к Родине.
Сам я весьма смутно представлял ситуацию в России, так как средства массовой информации были для меня пока еще недоступны, хотя я уже немного понимал арабский и даже пытался говорить.
— Ну, а дома что делается? Ты в курсе? — спросил я, как только он сделал паузу.