Что касается царского титула, то первый известный случай его приложения к русскому князю относится к 1054 г. В граффито на стене киевского собора св. Софии говорится об «успении царя нашего»; речь идет о Ярославе Мудром.[439]
Впоследствии в домонгольскую эпоху царями именовались тот же Ярослав, свв. Борис и Глеб, Мстислав Владимирович (сын Владимира Мономаха), его сын Изяслав и внук Роман Ростиславич; к Владимиру Мономаху, Изяславу Мстиславичу и его брату Ростиславу прилагался глагол «царствовати», в отношении правления Мстислава Владимировича и его внука Рюрика Ростиславича употреблялся термин «цесарствие», «цесарство».[440] Можно ли на основе этих данных говорить о претензиях правителей Киевской Руси на царское достоинство, т. е. на равный статус с императорами Византии и Священной Римской империи? Скорее всего, нет. Среди русских князей, к кому прилагалась «царская» терминология, — Борис и Глеб, которые киевскими князьями не были. Как показано В. А. Водовым, применение царского титула к русским князьям носило окказиональный характер: он мог употребляться для прославления князя с использованием византийских образцов красноречия, для подчеркивания политического престижа умершего князя, в связи с главенством князя в церковных делах и с культом князя-святого.[441]В историографии киевский князь XI — начала XII в. обычно именуется «великим князем», в отличие от других членов рода Рюриковичей, просто «князей». Действительно, в отдельных случаях при летописных упоминаниях киевских князей этого времени встречается эпитет великий.[442]
Более того, в памятнике Х в. — договоре 944 г. с Византией — видно подчеркнутое стремление именовать тогдашнего правителя Руси Игоря именно великим князем.[443] Но последовательного применения к киевским князьям этого определения, такого применения, которое позволяло бы говорить об утверждении за верховным правителем Руси великокняжеского титула, ни в Х, ни в XI, ни в начале XII в. не наблюдается.[444] Причину этого следует видеть в особенностях системы власти на Руси.В условиях XI столетия, когда все восточнославянские земли были под властью одного княжеского рода, нужда в особом титуле для верховного правителя отсутствовала: таковым являлся тот, кто считался старейшим в роде и сидел в Киеве.[445]
Княжеское достоинство стало признаваться только за Рюриковичами. Если правитель древлян середины Х в. Мал для летописцев конца XI — начала XII в. — князь,[446] то вождь вятичей Ходота, войны с которым во 2-й половине XI в. упоминаются Владимиром Мономахом в его «Поучении», киевским князем-писателем называется без титула:[447] в его время только представители киевского рода имели право именоваться князьями. Общим названием для них становится понятие князь русский. Именно этот термин в русской форме и его греческом эквиваленте Ьсчщн сщуЯбт встречается на печатях русских князей, известных с конца Х — начала XI в..[448]В связи с этим показательны события 1116 г. Тогда Владимир Мономах пытался с помощью военной силы возвести на императорский престол в Византии сначала своего зятя, самозванца Леона (Льва) «Диогеновича», а после его гибели — своего внука Василия Леоновича.[449]
При этом ему, князю, самому бывшему внуком византийского императора по матери (и гордившемуся этим родством), очевидно, не приходило в голову обеспечить своим потомкам «царское» достоинство более легким с политической точки зрения способом, чем война с могущественной империей, — объявить «царством» Русь.Таким образом, серьезных оснований видеть в Киевской Руси государство имперского типа нет. Типологически она ближе не Византийской империи и империи Каролингов, а моноэтничным европейским государствам средневековья.
Очерк 4
От языческого мировосприятия к христианскому: резкая ломка или плавный переход?
Источники практически не сохранили прямых сведений о том, как было воспринято населением Руси на ментальном уровне крещение, происшедшее в конце Х в. Судить о масштабах, характере и особенностях психологической адаптации к смене религии, т. е. главной мировоззренческой парадигмы средневекового человека, можно лишь по косвенным данным.
Главное, что бросается в глаза — относительная (в сравнении со многими другими странами) легкость, с которой совершилось крещение. Единственное известие о сопротивлении ему относится к Новгороду и содержится в поздней Иоакимовской летописи;[450]
достоверность его весьма сомнительна.[451] В Киеве крещение не вызвало активных проявлений недовольства.[452] Никаких данных об организованном сопротивлении крещению в конце Х в. в других регионах источники не содержат.