Правление Василия II пришлось на период, когда ордынские «замятни», в отличие от прежних времен, стали заканчиваться не временной консолидацией под властью того или иного сильного правителя, а складыванием на окраинных территориях Орды особых, практически независимых политических образований: в период его княжения возникли Казанское ханство, (основанное Улуг-Мухаммедом), Крымское ханство, стала оформляться Ногайская Орда на левобережье нижней Волги.[1034] «Центральная» часть, занимавшая пространство между Днепром и Волгой, в русских источниках начинает именоваться «Большой Ордой»; ее правитель формально считался сюзереном остальных ханов.[1035] После изгнания Улуг-Мухаммеда (1438 г.)[1036] и до середины 50-х гг. в этой «основной» части Орды правили два хана — Кичи-Мухаммед, которому принадлежали ее восточные области (между Доном и Волгой), и Сеид-Ахмет, кочевавший в Поднепровье. В Москве до конца 40-х гг. признавали верховную власть их обоих.[1037] Но с 1449 г. начинаются (и идут в течение всех 50-х гг.) систематические набеги татар Орды Сеид-Ахмета на московские владения. Походы на Русь, санкционированные правителями Орды, всегда имели под собой конкретные причины, связанные с теми или иными нарушениями русскими князьями вассальных обязательств (расхожее представление, будто ордынские ханы только и думали о том, как бы сходить походом на Русь, поразорять и пограбить, очень далеко от действительности). Чисто грабительские набеги исходили от татарских группировок, не подчинявшихся центральной власти (каких в XV в. было немало) и, следовательно, не имевших даннических отношений с русскими князьями. Для правителя же, власть которого признают и которому платят дань, посылка войск на выполняющего свои обязательства вассала — нонсенс, это означало бы губить собственную дань. Такие правители организовывали походы только тогда, когда требовалось привести вассала в покорность или, если для этого не хватало сил, хотя бы наказать за своеволие разорением его владений. Поэтому начало набегов Орды Сеид-Ахмета на Московское великое княжество является свидетельством того, что с конца 1440-х гг. в Москве стали признавать верховенство только Кичи-Мухаммеда. В 1451 г. войска Сеид-Ахмета даже сумели осадить Москву, но к середине 1450-х гг. удалось наладить оборонительную линию на Оке, а во 2-й половине 1450-х гг. Орда Сеид-Ахмета распалась.[1038]
К периоду правления Василия Васильевича относится примечательное явление: великий князь московский начинает при жизни именоваться «царем». В ордынскую эпоху, в середине XIII–XIV вв., применение этого термина к русским князьям (в домонгольский период спорадически встречавшегося как обозначение князя «высоким стилем» — см. Часть II, Очерк 3) сошло на нет: складывается представление о «царе» как полностью суверенном правителе, и русские князья теперь не подходят под это определение.[1039] «Царем» неоднократно назван Дмитрий Донской в «Слове» о его житии (начало XV в.).[1040] Очевидно, право на такое титулование давало независимое правление Дмитрия (в 1374–1380 гг.) при отсутствии реально правящего «царя» в Орде. Но это титулование было посмертным, Василий II же именуется «царем» прижизненно. Ранее всего этот титул прилагается к нему в начале 1440-х гг. Симеоном Суздальцем в первой редакции его «Повести о Флорентийском соборе» («белый царь всея Руси»)[1041] и Пахомием Сербом в третьей редакции «Жития Сергия Радонежского» («великодержавный царь Русский», «благоразумный царь»),[1042] в обоих случаях при изложении конфликта великого князя с митрополитом Исидором по поводу решений Флорентийского собора конца 1430-х гг. Применение царской титулатуры в этих произведениях связано с ролью Василия Васильевича как защитника православия в ситуации, когда «греческий царь» — император Византии согласился на унию с католической церковью, подразумевающую главенство римского папы. В начале 1460-х гг. царский титул по отношению к Василию II неоднократно употребляется в «Слове избраном от святых писаний, еже на латыню», также посвященном Флорентийскому собору и его последствиям.[1043] Но тогда же, в 1461 г., митрополит Иона в послании в Псков упоминает Василия как «великого господаря, царя рускаго» уже вне связи с этими событиями.[1044]